— Товарищи. Еще тогда, когда Александр Сергеич спал, я написал статью. Статья имела своей целью вывести Пушкина из заколдованного круга социологических характеристик. Если я не ошибаюсь, она была одной из первых после Луначарского, подошедших к Пушкину с этой точки зрения.
— Спасибо, — сказал Пушкин.
— В то время в критике никто этого вопроса не поднимал. Литературоведение считало неприличным заниматься такой «вкусовщиной». По своей основной установке моя статья соответствовала направлению, в котором росла наша критика.
В разных концах зала раздалось шиканье.
— Корней Иванович, — обратился Маршак к Чуковскому, — вы чувствуете, кому он провозглашает тост? По-моему, себе.
— Ближе к теме! О Пушкине давайте! — раздались возгласы.
Мирский продолжал:
— Я знаю, что я...
— Опять «я».
— Что я люблю Пушкина больше, чем кто бы то ни было другой...
— А откуда он знает, как мы любим? — шепнул Томашевский Пумпянскому.
— Мы должны любить Пушкина, как его любил Маяковский, любить сильно, но «живого, а не мертвого».
— «А не мумию», — поправил кто-то.
— Что он его хоронит? — шепнул Благой Модзалевскому.
Пушкин не знал, куда деваться.
— У меня после такой речи икота, — шепнул он Благому.
Наконец Мирский закончил и поднес бокал ко рту. Все присутствующие со вздохом облегчения осушили свои бокалы. Кое-кто жидко поаплодировал.
Затем встал профессор Десницкий и сообщил, что он желает сказать пару слов. Все снова наполнили бокалы и встали.
— Товарищи. Я не хочу открывать здесь диспута. Сами понимаете, к чему он иногда приводит. А здесь такие богатые сервизы... Но все же и я немного скажу... Не в пример предыдущему оратору...
— Он с Мирским не в ладах, — пояснил кто-то.
— ...я буду говорить о нашем Александре Сергеевиче и только о нем. Товарищи! Поэзия Пушкина долетаргического периода — высшее достижение помещичьего общества. Гениально выражая мысли и чувства поместною дворянства, которое перерождалось в буржуазию, являясь поэтом исторически прогрессивною класса, Александр Сергеевич в то же время крепко связан с дворянством в целом, связан с классом обреченною феодальною общества. Отсюда феодальные мотивы его идеологии, отсюда примирение с действительностью.
Что касается послелетаргического периода его творчества, то, живя с исторически прогрессивным классом, Александр Сергеевич откинул старинные мотивы обреченною феодальною общества, встречавшиеся в его идеологии, отбросил он также и мысли И чувства той части
