– Ленка, поставь «Моцарта», «Облака», «Засыпая и просыпаясь», – Ольга Всеволодовна одну за другой называет песни, стихи.
Лена ставит, она уже отлично знает эти кассеты, легко ориентируется в их нагромождении и находит нужное.
– Поставь «Юнкеров».
Ставит «Юнкеров»…
– Давай еще раз послушаем.
… А ты, до беспамятства рада,
У Иверской купишь цветы,
Сидельцев Охотного ряда
Поздравишь с победою ты.
Ты скажешь: «Пахнуло озоном,
Трудящимся дали права!»
И город малиновым звоном
Ответит на эти слова…
Лена уже знает все это наизусть.
– Ах, как я сердилась на него за эти строчки, да что ж это такое! До беспамятства рада! Ну вот, что он думал?.. – говорит всякий раз Ольга Всеволодовна в этом месте.
– А я, – вспоминает Лена, – думаю: но ведь это и вправду она, это про нее, это ее великая беззаботность, ее вдохновенная опрометчивость, захватывающая легкость. «…Пахнуло озоном» – конечно, она могла бы так сказать, это ее интонация, в этих стихах я слышу даже ритм ее походки, я на самом деле вижу, как она покупает цветы у Иверской.
Это стихотворение Галич посвятил Юрию Живаго, так в книгах, что теперь все изданы, и в интернете – «Смерть Юнкеров, или Памяти Юрия Живаго». Под заголовком еще посвящение: «Ольге Ивинской».
Он чувствовал, знал ее, любил. Но как? Он, конечно, знал ее прежде, до личной встречи, знал Лару, музу поэта, он посвящал Пастернаку стихи. И встретились они не случайно.
* * *
Приступая к работе над романом, я постарался вспомнить всех тех людей и персонажей, которые как-то – прямо или косвенно – соприкасались с Ольгой Всеволодовной и с ее домом. И я вспомнил еще про одного «деятеля от литературы», как он сам себя называл. Мне хотелось бы немного рассказать о нем и о том, как он оказался в этом почетном списке.
В конце 80-х, когда я работал в «Драматическом Театре Станиславского», мне позвонил какой-то молодой, но уже хрипловатый голос. Этот голос представился Димой. Он сказал, что знает про меня давно, что в курсе нашей с Митей соавторской артели по написанию пьесы и сценария и очень бы хотел со мной пересечься. Он обозначил себя приемным сыном Мити, и я сразу же догадался, кому же принадлежит этот хриплый голос.
– Вы, наверное, сын Стеллы?
– Именно!
Стелла, а кое для кого Стелла Петровна, была достаточно известна в кругах московской богемы тех лет. Она заведовала одним их самых популярных питейных заведений в Доме Кино: ее бар располагался внизу, под зрительным залом.
Так как в Дом Кино попадали только избранные, то и в этом баре, можно сказать, восседали лучшие люди того славного «застойного» периода. В основном завсегдатаями был круг единомышленников, и это, конечно, были неординарные личности – не вспомнить этих людей я просто не имею права.
