Шаг за шагом Ольга осваивала и припоминала Москву с ее подозрительными милиционерами, ругательствами, нацарапанными на стенах домов, предпраздничной наглядной агитацией и светозарными на плакатах рабочими и крестьянками.
Она поспела к трамваю и прыгнула в него. Рабочий день уже начался, и вагон был почти пустым. Ольга уставилась в окно, как на киноэкран, вспоминая свое, далекие дни…
Она и не заметила, как на лавке рядом с ней оказался сравнительно молодой, веснушчатый мужчина, наверное, рабочий или шофер.
– А ты по какой статье сидела?
– Мужа своего до петли довела, вот и села.
– Да ты просто зверь какой-то! С первого взгляда и не скажешь.
– Ну, меня-то ты так просто со свету не сгонишь.
– Не зарекайтесь. Со мной шутки плохи.
– Чур-чур! Но все же…
Проезжали мимо стадиона, на котором она некогда читала свои стихи…
Что могла думать Ольга о Борисе Леонидовиче в те первые дни по возвращении из лагеря?
После столь длинной разлуки Ольга сама не стремилась к немедленной встрече с Борисом Леонидовичем. Ну и потом, у нее был какой-то необъяснимый ступор. Правда, с Пастернаком встретилась ее дочь… На Чистопрудном бульваре они сидели на лавочке, говорили. Может быть, Ольге думалось, что «ее Боря» что-то подробно расспрашивал у Иры, возможно, даже хотелось, чтобы он «выпытывал» о ней что-то.
Но Ольга, конечно, догадывалась, что он ее боялся, и особенно боялся встречи с нею. Мало ли, что могло произойти там, в лагере, все-таки – четыре года… Люди, даже крепкие, порой ломаются и в месяц, и в два, а то и сразу. Кроме того, из нее могли сделать стукачку, лесбиянку – да кого угодно. Но самое страшное, она могла вернуться оттуда не совсем психически здоровой. А из красавицы, какой он ее помнил, могла превратиться в старуху. И конечно, она знала, что Зинаида Николаевна у постели больного сына вырвала у Бориса Леонидовича обещание больше не встречаться с Ольгой. Знала и про его инфаркт. Решила, настаивать на встрече она не будет. Она просто доверится своей судьбе.
Вот кое-что из воспоминаний Ирины Емельяновой о той ее встрече с Пастернаком в апреле 1953 года.
«У меня из головы сразу же вылетает странное поручение, которое дал мне все в ту же встречу на Чистых прудах Б. Л. Как всегда, это было достаточно туманно и загромождено попутными рассуждениями, однако суть я поняла, она сводилась к следующему: маму он никогда не оставит, но прежние их отношения невозможны… Я должна это маме втолковать. Прошло столько времени, оба столько испытали, ей и самой это возвращение к прошлому покажется ненужной натянутостью, она должна быть свободна от него и ни на что не рассчитывать, кроме преданности и верной дружбы… Ну, я была достаточно и начитанна, и деликатна, чтобы воспринять такие заявления как бесповоротные, и, как могла, отнекивалась от поручения. Однако эта комиссия все-таки надо мной висела, и, только увидев маму во всем ее прежнем обаянии, совершенно искренне забыла недавний туманный и в чем-то довольно жестокий разговор. Сами разберутся!
