А однажды случился большой конфуз.
Поставил Никитич пузанчик на стол, отвернул кран, а вода побежала тонюсенькой струйкой. Из-за накипи, ясное дело.
Дед долго ковырял в кране и шилом, и проволокой. Потом решил продуть его. Обмотал тряпкой, чтобы не обжечься, и дунул изо всех сил. Кипяток выбросился через самоварную крышку. Артемий схватился за ошпаренный лоб. Что тут было! Дед ругал самовар самыми последними словами. Обзывал его бессовестным пузаном, болваном стоеросовым. И даже плюнул в него и назвал «старым стюлем» и «олухом царя небесного». Грозился, что больше близко не подойдет к нему, нахалу бесстыжему.
А Афимья со страху спряталась в комнате.
Мало-помалу дедушка успокоился. Афимья вышла из укрытия и сбегала в чулан, принесла ворвани[3] и смазала дедушкин лоб. Говорят, топленый тюлений жир очень помогает от ожогов.
…Близился вечер. Артемий постукивал топором на повети. Афимья пребывала в нерешительности. Ведь время приближается к чаепитию, а будет ли дедко сегодня пить из своего пузанчика?
Но наконец, старушка осмелилась и, чуть приоткрыв дверь на поветь, робко спросила:
– Дедко, ставить ли самовар-то?
– Ставь, ставь. Куда, к водяному, денешься, – умиротворенно ответил дед.
И долго еще Артемий жил в большой дружбе с пузанчиком…
В. Соснин, г. Северодвинск
Рассказы бабушки Тимонихи
Тимониха она потому, что отца Тимофеем звали, Тимоней по-деревенскому. Ульяне Тимофеевне Кочериной восемьдесят годков уже стукнуло, но она в ясном уме и при хорошем здоровье пребывает. Родом Тимониха из Приозерного района (был такой в Архангельской области, да поделили его меж собой Плесецк и Каргополь), из села Конево. Там она полжизни прожила, пока нужда не привела ее в Архангельск на заработки на Исакогорскую лесобазу. За плечами Анны Тимофеевны долгая-долгая жизнь, за которую она чего только не повидала…
Сладкий грех с запахом горелых валенок
– Новогоднюю историю, говоришь, тебе рассказать? Не знаю, каку и вспомнить… Разве что вот про катанки[4], которы сожгла. Ты только порато[5] не хохочи да не осуждай меня, старуху, за эту историю. Сичас вон по тиливизеру еще и не тако показывают. А я тоже молода была, так что ничего срамного нету…
Ну вот, замуж я вышла рано, в восемнадцать годиков. Саватий-то мой уж больно сердитой по первости был, строгой. Старше меня на десять годов дак. На войне его потом убили. А тогда, в тридцать-то четвертом годе, в лесу он работал, на заготовках. Бригадирил там. В лес-то мужики понадолгу уезжали.
