Всех троих я прекрасно знал. Председательствующий был спортсменом в прошлом и вел у нас в школе уроки физкультуры, эти двое, как и я, были недоучившимися студентами, только горняками, и работали на проходке штолен. И все трое за всю пору, что мы находились здесь, никогда ничем не выделялись: ни особой какой-то энергией, ни поступками – были, в общем, как все.
– Вы, если желаете, можете пойти с нами, – подозвав меня, разрешил мне бывший спортсмен. – Мы сейчас на старую электростанцию.
Я, разумеется, пошел.
На электростанции судебное заседание проходило в пультувой, было тихо, спокойно, и даже хватила на всех стульев и табуретов, никому не пришлось стоять, но в остальном все повторилось, как в сталеплавильном цехе. Магистр признал свою вину, рассказал в подробностях, как происходило дело, назвал себя изменником; я снова попробовал было задать какие-то вопросы, и снова председательствующий обошелся со мной прежним манером; парнишка-свидетель поведал, как получилось, что он не дал совершить подсудимому побег, только на этот раз бывший спортсмен не забыл о нем и дал ему слово в более подобающем месте. И еще было одно отличие от процесса у сталеплавильщиков. «Металлурги предложили смертную казнь, – объявил бывший спортсмен, окидывая взглядом собравшихся людей. – А как считаете вы?» И все, в остальном не было никаких отличий.
А потом то же самое повторилось в теплицах, на химическом производстве, в конструкторском бюро у машиностроителей…
Это был какой-то бред; какой-то шутовской, дурацкий спектакль. Казалось, все ответы Магистра были заранее заготовлены, как и вопросы, что задавались ему, и он только механически, заученно долбил то, что полагалось. Во всем происходящем было что-то картонно-бутафорское, невзаправдашнее, но оттого – лишь еще более страшное и жуткое в своей несомненной реальности.
5
В очередное место я с судом не пошел, а бросился разыскивать Рослого. «Что это? Что происходит?! – хотелось мне заорать Рослому в лицо, схватив его за грудки. – Какой смертный приговор? С ума они сошли?! Ну если и пытался бежать, при чем здесь смертная казнь?!»
Рослого, однако, нигде не было. Я обшарил все мыслимые и немыслимые места, где бы он мог находиться, но его нигде не было. Я обзвонил едва ли не все номера нашей телефонной станции, его не оказалось ни по одному телефону.
Я пробегал по штольням из помещения в помещение часа четыре – все безуспешно; Рослый нашел в конце концов меня сам. Умаявшись и обессилев, я притащился в столовую, чтобы съесть свой обед, порция была мне оставлена, я съел ее, собрался уходить, и тут меня позвали к телефону. Рослый поинтересовался, был ли я на суде, и, не успел я раскрыть рта, чтобы сказать, что думаю об этом суде, попросил меня прийти к нему сейчас в его жилую комнату.
