– У меня вопрос! – снова поднял я руку, когда допрос парнишки был завершен.
– Ну задавайте! – снова разрешил председательствующий.
– У меня вопрос к свидетелю. Меня интересует, как он оказался на индивидуальной работе да еще в ночное время?
– Ответьте, свидетель, – сказал председательствующий.
– Я являюсь членом Детского комитета добровольной помощи Делу, – все так же четко и внятно ответил парнишка, чего нельзя было сказать о сути его ответа.
– Есть такой комитет? – удивился я. – И что из того, что вы состоите его членом?
– Вам отвечено! – не давая парнишке открыть рта, прокричал председательствующий. – Несущественные вопросы судом не принимаются. Идите, свидетель, – отпустил он того. И обратился к зрительской толпе: – Случай, который мы сегодня рассматриваем, особый случай. Подсудимый являлся до самого последнего времени одним из наших руководителей. Мы долго не придавали попыткам и случаям побега должного значения. И зря не придавали! Вы слышали, подсудимый сам назвал себя изменником. А чего заслуживает изменник? Во все века заслуживал?
– Черт! – проговорил рядом со мной голос. Я глянул – это был сменный начальник конвертора, я знал его. – Уже время сталь выпускать!
– Ну, еще погодим немного – ответил ему его сосед.
– Так чего заслуживает изменник? – повторно прокричал председательствующий. Нас ваше мнение, мнение трудового народа, интересует!
И из толпы, до сих пор безучастной к происходящему, совершенно неожиданно для всех выкрикнули:
– Смертной казни!
И тотчас все всколыхнулись:
– Да уж так-то зачем?
– Других прощали!
– Других лечили!
– А он что, сорваться не мог, если руководитель?
Председательствующий поднял руку и держал ее так.
– Нет! – сказал он жестко и решительно. – Этого мы больше терпеть не можем. Не будем терпеть! Кто это там простить хочет?!
Теперь ему ответили полным молчанием. Словно бы какая-то тяжелая железная волна прокатилась в воздухе от его слов – и вбила всем языки в рот.
И в этой человеческой тишине, перекрывая шум работающих цеховых механизмов, тот же голос, что прежде, крикнул:
– К смертной казни его, изменника!
И теперь толпа не отреагировала на этот выклик ни единым словом.
Только спустя мгновение начальник конвертора рядом со мной закричал:
– У меня разливка начинается! Мы долго еще будем, нет?!
– Всё, всё! – тотчас вскинулся председательствующий. – Мнение вашего производства ясно. Все свободны!
Двое других членов суда не вымолвили с самого начала судебного заседания до самого конца ни звука. Они просидели здесь кем-то вроде одушевленных манекенов, в необходимый миг поворачивающих голову в сторону говорящего, делающих строгий, неподкупный вид, что-то там у себя записывающих…
