Зачем отключать электроэнергию, чинить всякие другие мелкие помехи? Лишить людей куска хлеба – и сыграть на этом, вот ход! Энтузиазм энтузиазмом, а есть нужно каждый день, и что останется от твоего энтузиазма, когда тебе нечего станет есть? Ко всему тому голод замутняет разум, и, поманив запахом пищи, голодного можно подтолкнуть на что угодно. Идя на запах пищи, голодный на своем пути будет готов сокрушить все, даже то, что собственными руками строил вчера.
И если допустить даже, что сотни людей присоединятся к нам, живущим здесь, на стройплощадке, и сделают метро, как и мы, тем единственным делом, которым они отныне будут жить, сделают метро своей жизнью, – как всем прокормиться? Что говорить, так, как кормились мы до сих пор, прокормиться двум с половиной десяткам человек – это возможно. Но прокормиться таким же образом двум с половиной тысячам – это нереально.
Нужно было что-то предпринимать.
2
Наш ответный удар был нанесен три дня спустя.
Моей группе было выделено три легковые машины, одну из них я добыл сам, взяв у отца.
Мы прибыли к булочной минут за пять до закрытия. По разработанному заранее плану в магазины нужно было войти перед самым концом их работы, дождаться, когда уйдут покупатели, и после этого уже приступить к операции. В эту пору все подсобки с товарами открыты и еще не включена сигнализация, а деньги, как правило, сданы инкассаторам, и никто с улицы не должен нам помешать.
– А вы там что ковыряетесь, эй! – крикнула кассирша, выбираясь из деревянного загончика кассы на волю. – Время уже, все, уйду сейчас – не оплатите!
Уборщица в синем халате, лязгнув щеколдой, выпустила в дверь последнего покупателя.
– Начали! – дал я команду.
Трое из группы тотчас рванулись к двери – оттеснить от нее уборщицу и встать там на страже, а я и другие трое бросились в подсобное помещение – перекрыть рабочий вход и собрать всех магазинных работников в одном месте.
Не очень весело все это было, хотя, конечно, со стороны выглядело довольно комично. Кассирша решила, что ее собираются грабить, и, забыв о том, что денег в кассе три с половиной копейки, рвалась обратно в свой дощатый загон, чтобы нажать сигнальную кнопку, ее не пускали туда, подхватив вдвоем под руки, а она все рвалась. Уборщица, наоборот, попыталась выскочить на улицу, и пришлось втаскивать ее обратно, она раскорячилась в открытых дверях, вцепилась в косяк и все приговаривала с ужасом: «Я ж старая!.. Старая!.. Старая я ведь!..»
