На улице Ламарка Габриэль имела не больше успеха, чем в подвале кафе в Виши, за восемь лет до этого. У нее не было способностей. Дело не в том, что ей не хватало упорства, напротив, Кариатис видела ее почти каждый день. Прошло немало месяцев, и Габриэль пришлось признать очевидное: от затеи с танцами надо отказаться.
Это была ее последняя попытка.
Она продолжала посещать занятия у «Кариа» из соображений гигиены, и под смех присутствующих ей случалось даже заменять тапера.
Какие воспоминания остались у нее от квартала, где жили бедно, но так же счастливо, как в далекой провинции? Монмартр был словом, которое Шанель не произносила никогда, был местом, куда, казалось, никогда не ступала ее нога. А вместе с тем что могло быть увлекательнее, чем Холм в 1911 году? В нескольких шагах от улицы Ламарка — бульвар Клиши, где только что обосновался Пикассо, улица Коленкур и мастерская Ван Донгена, Бато-Лавуар, где жил Хуан Грис, в номере 12 по улице Корто — дом Утрилло, Валадона, Реверди и странного Альмерейды[22]. Все они знали Кариатис, и она знала их всех. Но Габриэль ни о чем не подозревала и послушно возвращалась в центр города, где происходило столько событий, о которых она и не догадывалась. Что она знала о Шатле и идущих там спектаклях? В 1910 году — «Жар-птица», в 1911 — «Петрушка». А Нижинский в «Призраке розы»? Мир балета был ей так же чужд, как и Монмартр.
Ее занимали только любовь, работа и несостоявшееся призвание, оставившее в ней отметину на всю жизнь.
Габриэль Шанель навсегда сохранила пристрастие к романсам и оперным ариям. Стоило ее немного поупрашивать, и она не отказывалась выставить свое умение напоказ. Ее репертуар был обширен — от «Дочери мадам Анго» до «Пуритан». Когда она пела — несколько крикливым голосом, как в пору своих выступлений в муленском кафешантане, — целый пласт прошлого оживал в ней, и она не старалась даже объяснить себе, отчего ей становилось так горько.
Что касается ее попыток на хореографическом поприще… Разочарование наступило быстрее и не было таким острым. Тем не менее существует немало фотографий, где в объятиях Сержа Лифаря мы видим стареющую Шанель, пытающуюся изобразить довольно жалкие антраша. Она продолжала мечтать.
Начиная с 1911 года Габриэль уже стала относиться со всей серьезностью к клиенткам, все более усердно посещавшим ее ателье и старавшимся завладеть моделями, которые Шанель придумывала для себя. Тем самым они побуждали ее расширить поле деятельности. Она бы хотела заставить своих клиенток носить майки наподобие тех, что Артур надевал на пляже или во время игры в поло. Или свитеры и блейзеры. Почему их производили только в Англии?
