Плещут холодные волны. Роман | страница 4



- Полундра!

Санитары удивленно переглянулись.

Матрос кое-как доковылял до старушки, которая прижимала к груди крохотную девчушку, спросил:

- Чьи дети, мамаша?

- Сироты, - тихо, но так отчетливо, что ее услышали все, сказала старушка. - Отец на фронте погиб, мать - бомбой… Сироты несчастные…

- Слыхали? - спросил матрос.

- Слыхали, - глухо откликнулись раненые.

- Ну так что, братцы? - спросил матрос.

- Давай детей, - глухо проговорил один из раненых, словно простонал.

- Давай! - послышалось со всех носилок. - Детей давай…

- Им еще жить да жить, - со вздохом молвил тот, что на костылях, и, еще раз глубоко вздохнув, лихо сбил бескозырку на затылок.

Старушка низко поклонилась и засеменила по шаткому трапу на корабль, прижимая к груди напуганную, желтую, как воск, девочку.

Матросы с корабля, словно по команде, бросились на пирс и по живому конвейеру начали передавать детей на палубу. Они весело перекликались друг с другом, словно качали детей на руках, и дети от этого стали умолкать, вытирая кулачками заплаканные глаза.

Медицинская сестра, черноокая и тонкобровая Оксана, которая привезла моряков из полевого госпиталя и только что добивалась для них места на корабле, спускалась по трапу притихшая и помрачневшая, уступая дорогу детям, плывущим над головами матросов. Даже теперь, в смятении и досаде, она шла легко и уверенно, зная себе цену и словно сама любуясь собою. Тяжелая и густая коса венком обвила голову девушки, оттеняя белизну лица, и никакая пилотка или мичманка не могла удержаться на ее волосах. И чтоб кто-либо не подумал, что она не имеет ни малейшего отношения к фронту, Оксана заткнула в боковой широкий карман халата свою пилотку с красной звездочкой. Это и был единственный признак ее причастности к медицинской службе Черноморского флота.

Она подошла к раненым матросам, и те впервые увидели свою сестру растерянной: длинные ресницы часто дрожат, уголки губ нервно подергиваются, и вся она вздрагивает и чуть не плачет.

- Как же это? - тихо жаловалась Оксана. - Что теперь будет? Там уже некуда и иголку всунуть, я еле упросила командира, чтобы взял вас. И он согласился, когда услыхал, что вы из бригады Горпищенки. Командир корабля хорошо знает вашего Горпищенку. Они вместе учились в Ленинграде, в морской академии. И вот на тебе…

Загремела якорная цепь, на штабной башне подняли еще один шар, который означал «добро», то есть давал разрешение на выход в море, и тяжело осевший в воду корабль ушел из бухты к далекому, а для всех оставшихся, наверное, уже недосягаемому Кавказу.