– Не очень-то ты, видать, к нему была привязана.
– Понимаешь, – отозвалась Брюн, заплетая косу, – несмотря на всё, он всё-таки был не настоящий брат. Я-то знала, что никогда не была сестрой смертного. И не могла себя убедить, сколько ни пыталась.
– А он? Он верил, что ты его сестра?
– Думаю, да. Он любил меня больше, чем я его.
Конечно, Атли не мог не задавать себе вопросов – и иногда вопросы слишком назойливо кружились в его голове, но он сам изо всех сил отгонял их. Она упорно настаивала на том, что её зовут Брюнхильд, и не хотела называться Рекой – ну и что, она вполне могла забыть своё имя. Конечно, кто-то очень мерзопакостный из глубины памяти шептал Атли, что Река не может быть жива – ну и что, говорил себе Атли, он ведь лично не видел, как Реку ел гепард, он видел только следы на песке и кусок платьица. И даже если, в конце концов, это не Река, ему всё равно – у него теперь есть сестра, такая же красивая, какой была бы теперь Река.
Хандра подкатилась в тот год внезапно – с ним и раньше это случалось, но затянулось надолго. Возможно, дело было в ручье – у такого же ручья Реку унёс гепард – или в слишком ярком солнечном свете. Когда на него находило, Атли неделями сидел в своём шатре, прячась от солнечного света, не переодевался, не брил голову, почти не дотрагивался до еды и только забавлялся, отдавая приказы сажать на кол пленных. В этот раз ему и расправа над пленниками не помогла. Заглядывавшие в шатёр сподвижники видели, как Атли поспешно прячет от их взоров маленькое бронзовое зеркальце. Зеркальце, конечно, гепард съесть не мог – только оно и осталось.
И вот в такой момент, когда двое всадников, расстроенно переговариваясь, ехали по дороге – они только что ездили за саксонским знахарем, который отказался иметь дело с Атли – впереди показалась странная полуодетая женщина. Она брела в пыли, прихрамывая, озираясь, как дикий зверь, и в руке её был меч. Вначале гунны струхнули – не покойница ли это из кургана – но, подъехав ближе, убедились, что ничего особенного в ней нет, за исключением того, что лицо у неё как будто гуннское, хотя в ставке Атли такой женщины не было.
Судьбе было угодно наделить Брюн гладкими чёрными волосами и раскосыми глазами – это и решило дальнейший ход событий. Потому что в этот миг у гуннов зародился безумный план – поймать девицу и выдать её за нашедшуюся Реку, чтобы князь наконец пришёл в себя. По возрасту она подходила. Гунны, конечно, не знали, сколько веков на самом деле Брюн; но земное её тело казалось двадцатипятилетним, а именно столько должно было исполниться пропавшей княжне.
