После пережитой накануне ночи диссертация вымывалась из моей головы, которую заполнял какой-то туман. Я склонялся к мысли, что Сигурд – плод моего переутомлённого воображения, но эта утешительная для любого нормального человека гипотеза не была утешительной для меня. К тому же кое-какие моменты требовали прояснения. Из какой мифологии моё подкованное в фольклоре воображение извлекло серебристый плащ и имя «Брюн» вместо «Брюнхильд»? Чего испугался Барсик и почему он вернулся ко мне сразу же, как Сигурд улетел? Если бы я только мог, как делают физики, повторить эксперимент! Если бы я снова встретился с Сигурдом!
Даже поклоннику Джона Леннона нелегко понять тоску, которую испытывал я. Меломан может себе позволить в укромном уголке помечтать о встрече со своим кумиром, которого убили задолго до рождения поклонника, но который тем не менее существовал и даже мог теоретически дожить до этого момента. Я же пережил встречу с тем, о существовании кого даже как-то нелепо спорить, и притом в самом что ни на есть изъявительном наклонении. Представьте себе, что вы нуждаетесь в деньгах, и вдруг у вас в самом деле после слов «крекс, пекс, фекс» вырастает деревце, увешанное золотыми монетами (дореволюционной чеканки).
Весь день я глотал пересоленный пакетный бульон и пытался дописать заключение главы о Снорри Стурлусоне. Стоял январь, темнело рано, и к четырём часам окно уже заполнял синий мрак. Ночь обещала быть ясной. Картину портили только продравшие глаза после новогоднего загула дачники, с бодуна катавшиеся на лыжах в овраге, через каждые полтора слова поминая символы плодородия. К счастью, их было немного, всего четверо или пятеро. Зимой посёлок обычно пустовал.
К восьми лыжники угомонились и куда-то исчезли. К одиннадцати я не выдержал. Я обмотал шею шарфом, влез в куртку и надел шапку. На ходу торопясь всунуть руки в варежки, я направился по тропинке в глубину чёрного леса.
Я был уверен, что они там. Не знаю, на чём базировалась моя уверенность. Может быть, мне просто очень хотелось их увидеть. Но они там были.
Я понял это по какому-то странному ознобу в позвоночнике. Меня прошибла дрожь; я раздвинул колкие ветки ельника, обрушив на себя увесистый шлепок снега, и увидел их.
Я говорю во множественном числе, вы заметили. Сколько их было, сосчитать я вряд ли бы сумел – думаю, не меньше сотни. Вначале они показались мне совершенно одинаковыми. Все молодые на вид, стройные, длинноволосые, вооружённые мечами, все были без одежды, не считая серебристых плащей, и их тела блестели в свете луны. Волков на этот раз не было – не знаю, куда они их отозвали. Постепенно я разглядел, что они всё-таки разного роста и как будто даже возраста, хотя разброс был невелик. Кое-где среди белокурых голов попадалась рыжая, каштановая или вовсе какого-то странного оттенка; у кого были усы, у кого – борода, были и совсем юные лица, с виду лет пятнадцати.
