- А если подмешать в муку тёртой сосновой коры? - предложил Димка. - Наши предки во время голода, говорят, из тёртой коры даже пироги пекли.
- Ну, вот ещё! - проворчал Лёвка. - Лучше мы будем есть акриды и дикий мёд.
И он принялся рассказывать нам, что жил когда-то один пророк, который очутился в пустыне совсем без еды. И, представьте, не умер от голода, а прожил там, как король, и даже поправился на три килограмма. Этот чудак, оказалось, питался только акридами, то есть саранчой, и диким мёдом.
- Если хотите знать, - заключил Лёвка, - саранча и дикий мёд - это самая святая пища.
- Ты эти бабушкины сказки брось! - рассердился Димка. - Обжора! Я предлагаю разделить остаток муки на троих и готовить каждому отдельно.
- Это не дело, Дублёная Кожа! Мы не хищники с Клондайка, чтобы рвать друг другу глотки из-за лишнего куска. Делить ничего не будем: всё у нас должно быть общее. Из этой муки будем пока варить похлёбку, а там что-нибудь придумаем.
Я успокаивал ребят, а сам едва держался на ногах. С самого утра меня знобило, болела голова, но я крепился, сколько мог. Теперь мне стало совсем нехорошо, и я вынужден был лечь на нашу постель.
- Мне что-то нездоровится, Дублёная Кожа, - сказал я, кутаясь в одеяло и стуча зубами от озноба. - Дай мне аспирину из аптечки да подбрось дров в костёр.
Димка разжёг посредине хижины такой огонь, что, казалось, всё вокруг сейчас вспыхнет, а я не мог согреться. Меня трясло всё сильнее, и я почти не в состоянии был говорить.
- Ты, наверное, простыл вчера на Выжиге, - сказал Димка, - и теперь у тебя - грипп.
Но я-то знал, что это не грипп. У меня началась золотая лихорадка.[34]
Я поманил к себе глазами Димку и, когда он наклонился надо мной, высказал ему свою последнюю волю.
- Мое дело плохо, Дублёная Кожа, и, может быть, ты слышишь мои последние слова. Слушай же меня внимательно. Ты был мне хорошим другом, Дублёная Кожа… Помнишь, как я срезался по арифметике и тебе дали записку, чтобы ты отнёс её моей матери?.. Ты её не отдал маме, а проглотил, чтобы скрыть все следы. И часто ты выручал меня, потому что всегда был настоящим другом. А теперь моя песенка спета, Дублёная Кожа.
Мне стало так жаль себя, что горло у меня перехватило, и мне стало стыдно перед товарищами за свою слабость. Я вспомнил, как разговаривал в свой предсмертный час Мэйсон с Мэйлмутом Кидом и продолжал:
- Напрасно ты говоришь мне о гриппе, Дублёная Кожа: меня не обманешь. У меня - золотая лихорадка, и я в лучшем случае протяну два или три дня. Но вы около меня не задерживайтесь… Это ни к чему, а вам надо идти искать золото. Это ваш долг… Вы не имеете права жертвовать им ради меня. Не забывайте, что танки для Красной Армии дороже Молокоеда.
