– Ну, ладно, подсаживайся ко мне на пять секунд и целуй. Ты заслужил. Только недолго!
Дима блаженно улыбнулся, снял с себя пиджак, провёл рукой по волосам и присел на диван рядом с Софьей. Вот он закрыл глаза, вот приблизил свои губы к её губам, уже чувствуя тепло её кожи, как вдруг… ДЗИНЬ-ДЗИНЬ!.. Раздался неприлично оглушительный и неприлично несвоевременный звонок в домофон.
– Кто это? – со стоном спросил Дима, мучительно разлепляя глаза, как после жестокого похмелья.
– Тук-тук, это закон подлости стучится в дверь, – пожала плечами Софья. – Родители, наверное. Притащили еще ведро краски и три рулона обоев.
– А почему звонят в домофон?
– Ну как же. Хотят, чтобы я помогла дотащить все это на шестой этаж. Лифт ведь не работает.
Домофон продолжал надрываться, как сигнализация. Дима с заупокойным лицом, словно на дворе было утро понедельника, слез с дивана и предложил:
– Я с тобой. Если ты одна будешь таскать краску и обои, потом родители подумают: «Доченька надрывается, а в спальне лежит на диване здоровенный спортсмен и чешет пятку». Ну уж дудки!
– Хорошо, я буду тебе за это должна еще три поцелуя, – рассмеялась Софья и быстро, сверкая пятками, побежала к двери. Схватив трубку, она услышала громкий мужской бас:
– Доча, эт я! Мы тут с мамулей так удачно в магаз зашли – купили не только краску, но еще и шкаф и два кресла, и еще кой-чего по мелочи! Вот какие мы! Хо-хо-хо. Эээ… ты нам поможешь? Мы вдвоем не управимся, надо ведь добро сторожить, чтоб пролетарии не растащили.
– Уже бегу!
Софья шмякнула трубку на место, огляделась и задумчиво протянула:
– Хмм, что бы мне надеть?
– Иди в чем есть, – удивился Дима. – Тебе же надо краску наверх принести, еще запачкаешься.
– Ну вот еще! Вдруг кто-нибудь сфоткает, как я в старом халате на улицу выхожу? Позор навеки. Несмываемый!
– Да ладно. Я мусор вообще хожу в трусах выбрасывать.
– Мужчина в трусах остается мужчиной. А женщина в старом халате превращается в свинью, – наставительно сказала Софья.
Дима пожал плечами и стал не без интереса наблюдать за тем, как Софья прыгает по комнате, пытаясь одновременно надеть юбку и кроссовки. В разгар этих акробатических этюдов послышался вкрадчивый скрежет ключа в замке, и входная дверь в квартиру открылась. На пороге вырос крупный лысый мужчина с аккуратным пивным животиком, очень идущим к этому животику лунообразным лицом и двумя банками краски под мышками.
– Эх, и тяжко тащиться с этим на шестой этаж, весь запарился! А ведь в былые времена по десять километров бегал, как гнедой рысак! Кто теперь поверит! Ты, дочура, не видела, но… – отец Софьи, а это был именно он, поперхнулся на полуслове – только теперь он заметил, что его дочь стоит посреди комнаты вся растрепанная, в полунадетой юбке, а рядом с ней стоит неизвестный спортсмен в расстегнутой рубашке.
