Им достался столик рядом с наклонной белой решеточкой, увитой по-итальянски плющом.
— Здорово здесь, правда? — прошептала Оксанка, опасаясь со слишком откровенным любопытством разглядывать интерьер.
— Здорово, — согласился Андрей.
Ему и в самом деле нравились эти бежевые стены с прекрасными фотографиями в строгих коричневых рамках, нравилась безупречная белизна крахмальной скатерти и букет каких-то необычных, перламутрово-розовых хризантем в изысканной белой вазе. Нравился блеск столового серебра, нравились даже салфетки, свернутые не традиционным конусом, а причудливой трубочкой, напоминающей юный, нераспустившийся бутон чайной розы. И на минуту стало грустно от слишком откровенного по-детски восхищения Оксаны. Она, как никто другой, заслуживала того, чтобы относиться к этой благородной роскоши естественно, принимая ее как должное, не с напускным, конечно, и пресыщенным равнодушием, но и без этого завороженного рождественского блеска в глазах. «Новый корпус, новый корпус! — подумал Андрей с минутным раздражением. — Когда он еще будет, этот новый корпус? И точно ли что-то изменится после того, как его построят? Почему у нас недостаточно быть просто хорошим врачом, чтобы обеспечивать достойное существование своей семье?» В этот момент Оксана легонько тронула его под столом носком туфли, он взглянул в ее сияющие глаза, окунулся в тепло улыбки и почувствовал себя старым, скучным, уставшим за день брюзгой.
И салат по-гречески, и медальоны из телятины в кисло-сладком соусе оказались просто великолепными. Они слушали струнный квартет, неторопливо и задумчиво наигрывающий незнакомую мелодию, пронизанную легкой, прозрачной грустью. Пили восхитительное прозрачное «Шато Цитрон», пахнущее солнцем и свежестью. И почему-то никак не шла из головы огромная бочка с краником, увитая виноградными гроздьями и установленная у входа в винный «погреб», и казалось, что все это настоящее: и бочка, и солнце, играющее в хрустальном фужере на длинной тонкой ножке. А еще казалось, что держишь во рту сияющую прохладную виноградинку, медленно-медленно сочащуюся искристым соком.
— Я люблю тебя, — сказала вдруг Оксана и улыбнулась одними глазами. — И кажется, буду любить всю жизнь… Мне от этого даже страшно.
Сказала и как будто уронила прозрачную виноградинку в бесконечность, в черную дыру. Ему тоже стало страшно. Страшно оттого, что все это рано или поздно кончится, что в какой-то, может быть, прекрасный, даже чудесный день их просто не станет на земле. Именно в один и тот же день, как у Грина. И кто знает, что ждет их там, по ту сторону?..
