Замок из песка - Анна Смолякова

Реальность возвращалась постепенно… Сначала я затылком ощутила холод мраморной колонны, потом сквозь дрожащий перед глазами туман проступила Вероникина водолазка цвета «взбесившейся радуги». И уже потом отделился от гула фойе встревоженный женский голос:

— Ой, а может быть, ее избили? Посмотрите, на ноге какая гематома кошмарная!

— Да никто ее не избивал! Ничего страшного. Сейчас очухается! — Это уже Вероника.

Я разлепила дрожащие веки и скосила глаза вниз. Платье действительно задралось, выставив на всеобщее обозрение мою левую ногу с огромным, во все бедро, синяком. Зрелище, надо сказать, так себе. «Возвращение к жизни» не осталось незамеченным.

— Похоже, действительно приходит в себя, — шепотом сообщила все та же женщина кому-то в толпе и тут же присела передо мной на корточки. У нее оказалось довольно старое, но со вкусом наштукатуренное лицо, обесцвеченные волосы и хорошие голубые глаза.

— Девушка, может быть, вам валидола дать? Или в медпункт проводить? — озабоченно поинтересовалась она.

И тут снова возникла Вероника:

— Ничего не нужно. Я же говорю — все нормально. Это моя сестра, с ней такое бывает.

«Тамбовский волк тебе сестра, — промелькнуло в моем сознании. И только потом я удивилась: — Надо же, как придворная истеричка, в обморок грохнулась!»

Озабоченные женщины, похоже, не собирались расходиться, несмотря на Вероникины старания. Я резко тряхнула головой и поднялась на ноги. В ушах противно звенело. Воздух казался вязким и тягучим, как смола. А мои замечательные ноги с «хорошей выворотностью, крепкими пальцами и безукоризненной птичкой» вдруг стали слабыми и гнущимися во все стороны, словно у резинового Петрушки. И все-таки я самостоятельно доковыляла до ближайшей скамейки, обитой алым плюшем, и рухнула на пыльное сиденье. Рядом тут же уселась Вероника. В ее глазах не было ни капли тревоги или сочувствия, одно веселое любопытство.

— Ну ты даешь, Суслова! — Она почти восхищенно цокнула языком. — Это оттого, что ты у нас такая чувствительная, тонкая натура, да?

— Нет, оттого, что ничего не жру! — автоматически огрызнулась я. Артемова, конечно, имела в виду именно это, но никак не рассчитывала, что подобная мысль будет произнесена вслух. Теперь получалось, что ее обидели. Она поднялась со скамейки и, поджав губы, направилась к лестнице, ведущей на второй этаж.

С весом у Вероники были проблемы, но иронизировать по этому поводу позволялось только ей самой. Что она обычно и делала, не дожидаясь, пока острить начнут другие. Почему-то всем запомнился один эпизод: мы с девчонками шли тогда по второму этажу театра, от служебного входа к буфету, и вдруг Артемова остановилась посреди холла как вкопанная.