Ей почему-то вдруг вспомнилась та девочка Оксана, что сидела вместе с Андреем в ресторане. Девочка была виновата только в одном — ее полюбил и на ней собирался жениться Андрей. Но Алла тогда, с первого взгляда, возненавидела ее со всей страстью, на которую была способна. Она прекрасно понимала, что ненависть эта глупая и бессмысленная, но ничего не могла с собой поделать. И сейчас ей было приятно представлять на месте безвестной «новорусской» беременной из седьмой палаты эту Оксану. Приятно примеривать на нее поступок, далеко не безупречный с точки зрения морали, и думать о том, что когда-нибудь она обязательно сделает что-нибудь в таком же духе. И тогда Андрей поймет, с опозданием, но поймет…
— Так ты зайдешь? — Лариса поправила возле уха кокетливый каштановый завиток.
— Зайду, — вздохнула Алла. — Куда я денусь?
После обхода гинекологов женщины еще не вставали с кроватей и лежали, кто с книжкой в руках, кто с пультом от телевизора. Дольше всего ей пришлось задержаться в пятой палате, где обосновалась девятнадцатилетняя жена президента какого-то коммерческого банка с «индийской» родинкой между бровей и двойней в животе. Ей хотелось знать абсолютно все: и как кормить двух малышей сразу, и как укладывать их спать, и как купать. Она спрашивала одно и то же во время каждого осмотра, но каждый раз ее вопросы обрастали все новыми и новыми подробностями. Сегодня Алла успокаивала ее, объясняя, что вовсе не обязательно, чтобы один младенец был «совой», а другой «жаворонком». Впереди Аллу ожидали беседы еще с пятью пациентками, в том числе и с красавицей «фотомоделью» из седьмой палаты…
Едва она открыла дверь, то сразу поняла, что здесь лежит женщина, которую кто-то очень и очень любит. Комната была завалена цветами. Не настолько много, чтобы это могло показаться безвкусным, но вполне достаточно для того, чтобы она находила их взглядом и лежа в постели, и сидя у зеркала, и отправляясь в душ. Розы, свежие и еще, кажется, хранящие на лепестках дрожащие капли росы, стояли в классических белых вазах, оттеняющих их щедрую красоту. Женщина, видимо, находилась в ванной, оттуда доносился шум воды. Алла деликатно покашляла, но, поняв, что это бесполезно, присела на стул рядом с кроватью. Стул оказался как раз напротив зеркала. Она взглянула на свое отражение, машинально поправила прическу и на секунду замерла с ладонью, прижатой к волосам. Лицо ее, все еще довольно привлекательное, сегодня казалось каким-то неживым, словно маска Арлекина. То ли радость с годами перестала его красить, то ли повод для этой самой радости был слишком вымученным и ничтожным. А сейчас в эту комнату должна была войти женщина не просто красивая, а очень красивая, которая, возможно, посмотрит на нее с сожалением.
