— Я так рад, что ты пришла! — Том поправил на переносице очки и слегка наклонился вперед, чтобы лучше видеть ее лицо. — Тем более сегодня, когда я уже совсем не рассчитывал тебя увидеть. Но почему твои планы изменились? Мне помнится, что ты собиралась уехать из Москвы?
— А, — она как-то небрежно махнула рукой. Слишком небрежно, чтобы ее жест мог показаться естественным, — это должна была быть совсем пустяковая поездка. Совсем неважная, и не стоит даже о ней говорить. И вообще, давай просто посидим вдвоем. Я ведь впервые с тобой в такой обстановке, когда можно забыть о служебных обязанностях.
— А ты всегда помнила об их исполнении? — договорив фразу до конца, Том похолодел от ужаса. Ему вдруг показалось, что она прозвучала так, будто произнес ее развязный плейбой, вложивший в нее потаенный смысл. — Прости, я не хотел… — виновато выдохнул он, внезапно снова почувствовав, как тянут под мышками рукава серого пиджака. Но Оксана только взмахнула ресницами и улыбнулась.
В эту же секунду в дверь позвонили. Горничная вкатила столик, сервированный на двоих, и неловкая пауза растаяла сама собой. Меню ужина было самое изысканное. Хороши были и устрицы, и карп с апельсиновыми дольками, и салат из спаржи, и, конечно же, неподражаемое «Шато шеваль бланк». Оксана, кажется, окончательно успокоилась. Она сидела, откинувшись на спинку дивана, неторопливо посасывала сочные вишни и маленькими глотками пила вино из высокого хрустального бокала. Почти все время молчала и слушала рассказы Тома. А тот нес какую-то потрясающую чушь, ужасался собственной, внезапно накатившей глупости, но никак не мог остановиться. Вино в бокалах весело искрилось, Том вот уже десять минут рассказывал какую-то нелепую историю из собственного детства, длинную и вовсе не такую уж веселую, как он предполагал вначале. Он уже думал, как бы быстрее добраться до финала, когда одна вишневая косточка внезапно соскользнула у Оксаны с ложки и упала на ковер.
— Ой! — по-детски вскрикнула она, наклоняясь за ней.
И он опять повел себя по-дурацки. Конечно, следовало опередить ее и самому поднять эту несчастную косточку. Но он замер, как истукан, увидев открывшийся под волосами кусочек нежной шеи, и понял, что он безнадежный склеротик. Когда Оксана выпрямилась, Том уже доставал из внутреннего кармана плоский футляр из черного бархата с позолоченной застежкой.
— Оксана, — произнес он негромко и виновато, — я, конечно, форменный идиот. Мы сидим здесь с тобой уже почти час, а я так и не поздравил тебя с днем рождения…
