Андрей машинально кивнул. Ему захотелось увидеть Оксану. Хотелось слышать, как близко и гулко бьется ее сердце. Ему вообще нравилось сильно и нежно прижимать ее к себе, чувствуя ее мягко распластывающуюся грудь, с упрямыми сосками, остающимися твердыми горошинами между их разгоряченными телами. Он перевел глаза на часы. До конца дежурства оставалось чуть больше получаса. Значит, скоро придет Оксанка, с обезоруживающей бесцеремонностью плюхнется в единственное кресло, вытянет свои длинные ноги, скорее всего в белых кроссовках, и скажет весело и ласково:
— Ну что, Потемкин, я по тебе соскучилась. Поедем, что ли?
Всего через полчаса…
— Слушай, я отлучусь на пять минут? — снимая белый халат, Андрей обернулся к Гриценко. — Цветов Ксюше куплю. А то здесь кругом этот стерильный белый цвет, ощущения праздника нет…
— Поэт! — с деланным презрением отозвался Вадим. — Зачем спрашиваешь, если одной ногой ты уже в коридоре? Можно подумать, что если я скажу «нет», ты горько заплачешь и останешься!
— Нет, конечно, но все-таки…
— Все-таки! — Вадим укоризненно покачал головой. — А тебе кто-нибудь говорил, Потемкин, что когда ты смущаешься, то становишься похож на красну девицу? Очи долу опускаешь!.. Да и вообще, кому ты сегодня здесь нужен? Дежурство заканчивается, Севостьянов уже пришлепал, так что можешь сваливать!
Славка Севостьянов, недавний выпускник мединститута, обычно приходил за час до официального начала своей смены и отправлялся в коридор пить кофе. Зачем ему нужна была ежедневная кофейная церемония, никто толком понять не мог. Благо бы человек подпитывал себя кофеинчиком, чтобы взбодриться, или просто млел от чудесного сочетания какого-нибудь «Якобса» с хорошей сигаретой. Так нет же! Севостьянов пил нечто такое, что и кофе-то называть было кощунственно. В огромную «бадейку», расписанную светло-зелеными цветочками, он клал всего одну ложечку коричневого порошка и целых пять чайных ложек сахара! Все это заливалось кипятком, превращалось в омерзительный и густой сахарный сироп, а потом выпивалось с задумчивым видом и взглядом, устремленным в форточку. Вот и сегодня Славка стоял у подоконника и не спеша потягивал нечто, сладко пахнущее дореформенным тортом «Прага». Андрей вдруг подумал, что он похож на игрушечную заводную ворону, ритмично опускающую свой длинный клюв в чашку с угощением.
— Вы уже все, Андрей Станиславович? — спросил Севостьянов, обернувшись на звук его шагов.
