- Это кто же Пуд такой? - спросил Антон.
- Пуд Яковлевич Гунич, ветеринар.
- Неужто жив еще?
- А что с ним сделается?
И не удивился даже, не спросил, откуда знает его Антон.
- Постой, так он и тогда же был ветеринаром?
- И сейчас скотину пользует…
Пастух, не прерывая разговора, то и дело взмахивал кнутом, яростно орал, сгонял коров, сворачивавших к стогам сена. Они жадно набрасывались, рвали и тянули сено из стогов, подпускали близко Ямена и вдруг, вскидывая хвостами, мелко удирали, как кошки.
- Ну, а ты, случаем, Гонжей из Затонья не знавал? - спросил Антон.
- Это которых же? Гонжей много… Председателя, что ли? Помер в коллективизацию, а сын, слыхал я, в городе доктором стал.
Антон обернулся к Волику: что, мол, скажешь? Собственно, ради него затеял он этот разговор, чтобы похвастаться: видишь, деда помнят и даже меня не забыли! Антон хохотнул и хлопнул Ямена по плечу:
- Так это я и есть тот самый Гонжа Антон…
- Не брешешь?
- Вот те крест!
Антон вынул портсигар, угостил Ямена.
- То-то думаю, откуда наших-то знаешь! - Пастух обернулся к Антону, улыбаясь щербатыми зубами. - А я ведь тебя помню, пес тя возьми, Антошка!
- Да и я тебя, черт рыжий! Тебя еще Сивым дразнили.
- Верно.
Взрослые обменялись целой серией ударов: били друг друга по плечу, хлопали по спине, пинали кулаками в живот.
- Геть, геть! - вдруг заорал Ямен и кинулся в овес вслед за скотиной, на ходу щелкая бичом.
А когда вернулся, погладил Волика корявой ладонью по голове и спросил:
- Твой, что ли?
- Мой.
- А чего приехал сюда? Может, имущество какое осталось? Дом ваш, я слыхал, продан был в Кудиново…
- Да какой там дом! Земляков повидать, сына показать. К Никольским едем. Знаешь таких?
- Петьку-фершала? Урожай у них нонче великий. Не за яблочками ли приехал?
- Тьфу ты! - рассмеялся Антон. - В Москве их нет, что ли? Коммерческий ты мужик, Ямен…
- А чего бы и не прихватить машину? У меня вон тоже яблок полно, не знаю, куда девать. В Москве они у вас почем?..
Волик слегка прислушивался к тому, о чем говорили взрослые, но больше был занят тем, что перебегал дорогу с одной стороны на другую, увиливая от коров. Особенно боялся он черного быка с молочно-желтой седловиной на спине. Бык косил на Волика недобрым глазом и, пригибая шею, выставлял рога - один длинный, другой короче. Он расталкивал коров и все время близился к Волику, угадывая в нем чужака, и тот прятался за коренастой медвежьей фигурой Ямена. Но все равно то и дело вздрагивал, замечая поблизости острые кривые рога и большие, мохнатые глаза. Он пригибался, когда посреди спокойного разговора с отцом Ямен вдруг диким голосом кричал на коров, скверно, витиевато ругался и прямо с места посылал вдогонку бич, на кончике которого взрывался пушечный выстрел.
