— Вот же попался Алеша Попович тудыт-тую, — ругался Оружейник напрягаясь.
Однако в скорости подтвердилась самая главная Российская поговорка: «глаза боятся, руки делают», Титан в человеческой личине, наконец, был освобожден. Оружейник осмотрел его, скользящее ранение в голову и два сквозных в грудь скорей всего добивали из чего-то мощного, на подобии ТТ, ранения на вылет выходные, отверстия аккуратные, без страшных вывертов. А в голову, похоже, контрольный был, да чуток промахнулась сука стрелявшая. Удивительно, но раны едва кровоточили, пульс прощупывался, влив немного в рот и смочив по наитию раны живой водой, уверенно отрезал полосу от брезента и плотно перебинтовал раненого. Парень смотрелся, как поверженный древний бог, красив, по-олимпийски сложен, лицо спокойное с легкой, почти незаметной улыбкой, спит себе молодой Геркулес и видит хорошие сны.
Открыв задний борт, Оружейник тихо прошипел сквозь плотно сжатые зубы:
— Простите, парни, простите меня, для вашего брата стараюсь. — и начал скидывать трупы один за другим с грузовика, когда ему показалось достаточно, он допер раненного до края, обхватил его под мышки со спины и перевалился на кучу, удар был не сильным, но ощутимым, раненый охнул и открыл голубые глазищи.
— Извини, браток, другого выхода спустить тебя на землю не было, с ногами у меня не очень, увеченный я, ползком передвигаюсь. Слышишь меня, если слышишь, кивни. — Гигант кивнул.
— Ты брат ранен серьезно, так что молчи, дыши помедленнее, не напрягай легкие, силы береги. Понял меня? — гигант обозначил кивок.
— Живчик, — прохрипел гигант. Голос, надо отметить, у гиганта был под стать, низкий, гулкий бас.
— Не понял. — гигант попытался снять флягу со своего пояса.
— Пить? — Оружейник снял флягу, открутил пробку, понюхал.
— Да это живая вода! — гигант кивнул.
— Пить.
— Понял, понял, — засуетился Оружейник и поднес к губам раненого флягу, тот сделал пару глотков.
Невооруженным взглядом было заметно, гиганту значительно полегчало:
— Я Глыба, загудел он. — На этом Оружейник закрыл рот гиганта.
— Кто бы сомневался, с такими-то габаритами. Тебе, Глыба, говорить нельзя, ни как нельзя. Понял? — Гигант послушно кивнул.
— Я, Войнов Михаил Валентинович, капитан третьего ранга с Земли. Ты, Глыба, — Зарина[11] глотнул, — и еще у тебя два сквозных ранения в грудь, и голова пистолетной пулей покоцана. Чудо, что живой еще, так что молчи, не мешай провидению, в полной мере явить миру сие божественное деяние, как твоя жизнь. «Во завернул», - подумал Оружейник, и мотнулся за брезентом, опять в злосчастный кузов Урала.
