Муха, казалось, насторожилась: перестала потирать лапки и, встав на них, растопырила крылья, но и только.
Спрятав оружие за спину, Никанор Иванович направился к сопернице беззаботной походкой, давая мухе понять, что ничего не замышляет против нее.
Муха нахмурилась, переступая по клетке, и спецкору показалось, то ли от душного, стоячего воздуха, то ли от его желтой прокуренной густоты, что насекомое принялось очень быстро, как только во сне бывает, увеличиваться в размерах.
Выросли неприятные щеки и отвратительная щетина на них. Выросли несоразмерно большие очки. Выросли с противным шебуршанием и распрямились крылья, а над хромовым черным телом дыбом встала шерсть. Шесть мушиных колен задвигались, переступая, и вышли далеко за края игральной доски.
И без того синеватый спецкор позеленел и попятился. Пальцы его беспомощно вцепились в «Славь», которая, увы, уже не могла послужить оружием. Во рту стало кисло.
Однако увеличившаяся так неестественно и неожиданно муха не спешила напасть – встав поудобнее на задние ноги, она пристально смотрела на Никанора черными очками, опять потирая лапкой о лапку.
Наконец, вероятно, приняв какое-то решение, муха сделалась еще больше – шахматная доска стала в сравнении с ней точно спичечный коробок – и, достигнув спиной закопченного потолка, уродливой волосатой тенью накрыла трясущегося спецкора, сказав голосом Вениамина Александровича: «Никанор, просыпайся! Есть дело!»
Никанор Иванович послушался и проснулся.
Дело, порученное специальному корреспонденту Н. И. Сашику Вениамином Александровичем, состояло вот в чем.
С недавнего времени в информационно-редакционный отдел новостного издания стали поступать письма весьма странного и даже тревожного содержания.
Нельзя сказать, чтобы информационно-редакционный отдел, возглавляемый опытным работником печати Пургеном Мстиславичем Сонечкой, был обеспокоен их странным и тревожным содержанием: все письма, обыкновенно поступавшие в этот отдел, были либо тревожными, либо странными, либо и теми и другими вместе. Правда, иногда на этот адрес ошибочно поступали письма от дам, потерявших смысл жизни или еще что-нибудь в ней, однако такие письма мгновенно переправлялись секретаршей информационного Мусей в задний разворот публикационного, под рубрику «На сердце рана у меня». А этим важным литературным разделом многомилионного издания полновластно владела Кобупыркина-Чудосеева.
Кобупыркина-Чудосеева была страшная женщина. У Кобы, как звали в информационном эту «публикационную» даму, умевшую превращать рецепты приготовления борщей в рецепты удержания мужей, а советы по их удержанию – в рецепты их приготовления, были желтые глаза с белыми бликами и черными точками.
