Она медленно шла, одетая на манер греческих богинь — в светло-вишневом хитоне, ниспадавшем свободно с плеч до самого пола. Точеный нос, гордый профиль римлянки, тугой узел черных волос удивительно сочетались с этой вишневой мантией. К тому же сама мантия была в некотором смысле одеянием условным, потому что при движении сквозь боковые разрезы выглядывал дымчатый костюм одалиски.
— Бог ты мой! — воскликнул светлейший, неисправимый раб женской красоты. — Поклониться — и помереть!
Грянул оркестр, и долгожданный праздник вырвался на волю. Более четырехсот музыкантов, находившихся на содержании князя, принялись показывать свое искусство. Венгерские скрипачи, молдавские свирели, еврейские и цыганские оркестры. Бал разворачивался во всю удаль потемкинских загулов. Сверкал хрусталь, блистали мундиры, в гипнотических разбоях упражнялись украшения придворных дам. Добротное сукно мундиров чередовалось с тончайшими восточными шелками, французская речь тут и там спотыкалась о непереводимые русские обороты, белое, розовое, красное шампанское клубилось в бокалах, труппа молодых парижских танцовщиц исполнила на редкость смелый дивертисмент, доведя винную хмель до апогея.
Весь вечер Долгорукова танцевала только со светлейшим. Частые выступления на сцене придворного театра научили ее долго и тонко управлять всеобщим вниманием. Глаза светятся азартом, лихостью, выдумкой. Она только-только разошлась, когда вдруг сама же первая заметила, что грузному, не совсем еще поправившемуся после болезни фельдмаршалу становится все тяжелее и тяжелее выдерживать ее молодой задор.
Славившаяся не только красотой, но и умом, княгиня, улучив минуту в разгар всеобщего веселья, спросила Потемкина громко, на весь зал:
— Князь, не дразните нас нашим же любопытством! Скажите наконец, что там у вас за дверьми из грубо сколоченных досок?
Она любила ошарашивать, или, как тогда говорили, фрапировать гостей. Но и Потемкин был не последним по этому делу мастером. Приняв предложенную игру, он ответил тоже громко, на весь зал:
— Душа моя, за теми дверьми находится то, что вы пожелали увидеть в моем доме, — солдатская землянка в натуральную величину. Одна из тех, в коих проходит жизнь нашего воинства.
— А можно мне одним глазком взглянуть?
— Она ваша!
Княгиня подошла к дверям, посмотрела в щелку.
— Брр, да там страшно и темно. Горит всего одна свечка.
— Что поделаешь, — сказал князь, — в землянках канделябры не вешают, им по уставу там не полагается быть.
