Но ничего страшного не случилось, вернее, случилось как раз действительно ужасное. Малютов вытер платком лоб и сказал:
— Ладно, извините.
Клавдия чуть не упала. Она всегда думала, что Малютову это слово неизвестно с детства.
— Он что-то сказал? — обернулась к Клавдии Ирина.
Это был уже перебор.
Малютову самое время было снова взорваться, но он снова сказал:
— Извините, я просто перенервничал. Толкунов этот мне с раннего утра плешь ест. Из больницы звонили. Какую-то вы слишком бурную и не вполне законную деятельность развили.
— Бурную, да, — кивнула Клавдия, чтобы не давать Ирине вступить в затихший было разговор. — А противозаконную в чем?
— Куда вы перевезли Сапожникова?
— В безопасное место.
— Он же болен.
— Зато жив.
Малютов внимательно взглянул на Клавдию. Теперь ему не хотелось смотреть на Ирину. А та была само обаяние.
— Знаете, Владимир Иванович, мы что-то не нашли возле него никакой охраны. Вот и решили проявить бдительность, — с очаровательной улыбкой сказала она.
— Как это? Я звонил — мне сказали, всю ночь дежурили возле его палаты.
— Тогда мы с Клавдий Васильевной и Порогиным пойдем к врачу ухо-глаз.
— Не было там милиционера, — снова вступила Клавдия.
— Дела-а… — протянул Малютов. — Вы его там не сильно растрясли?
— Нет. Все нормально. Он у меня, — сказала Ирина. — Моя мама за ним ухаживает. Она врач, так что можно не беспокоиться. В любой момент можно забрать его в больницу, если понадобится. Только теперь уж охрану мы обеспечим сами. И так уж…
— Да, слушайте, я и подумать не мог. Два трупа по простенькому делу, — покачал головой Малютов.
— Вот мы и не хотим, чтобы были еще.
— Ну с Сапожниковым ясно, а вот что там с Чиханковым? Это что за допросы с пристрастием?
— В смысле?
— Да вот, читайте, — протянул Малютов Клавдии бумагу.
Но Ирина успела перехватить.
— Интересно. М-м… так… «…заявляю, что следователи Дежкина и Калашникова применяли во время допроса непозволительные методы воздействия… вынуждали выдать компромат…» На кого же мы его вынуждали выдать компромат? Ага. На Толкунова. И когда успел? — отдала она бумагу Клавдии.
— Да вот сегодня с утра и прискакал сам.
— А не объяснил на словах, что за непозволительные методы воздействия? Мы его что, били?
— Объяснил. Не били. Запутывали.
Клавдия держала в руках бумагу, которой была грош цена, но которая могла на всей ее жизни поставить жирный крест.
Ах, и мальчик! А он ей, в общем-то, понравился. На чей же хвост они так больно наступили?
