— Нет, но я же намного меньше, чем ты. Я, может быть, найду там такое местечко, где между языками пламени можно лечь так, чтобы они тебя не обожгли.
На самом деле этот хитрец не принимал всерьез подобные опасения. В своей душе он давно стал христианином.
Чтобы завершить свое преображение, я надел очки и обмотал плечи чепраком по примеру того, как мексиканцы носят свое серапе.
— Боже, какое чудо! — воскликнул Халеф. — Сиди, ты стал совсем другим!
— Неужели?
— Да. Я бы тебя не узнал, если бы ты проехал мимо меня. Только по осанке я заметил, что это ты.
— О, и осанку я изменю, хотя это не так важно. Ведь аладжи меня ни разу не видели. Они знают меня только по описанию, и, значит, их легко обмануть.
— Посыльный знает тебя!
— А, может, я его не встречу?
— Я думаю, он будет у них.
— Вряд ли. Они хотят подкараулить нас на пути в Радовиш, ну а он, навьючив ослов, везет туда посылки. Он непременно поедет в Радовиш. Он известит их и отправится туда.
— А ты уверен, что в одиночку справишься с ними?
— Да, конечно.
— Дурная слава ходит об этих пегих шельмах. Быть может, лучше было бы проводить тебя, ведь я твой друг и защитник.
— Сейчас ты защищаешь Оско и Омара. Препоручаю тебе обоих.
Это утешило его и преисполнило гордости, поэтому он незамедлительно ответил:
— Ты совершенно прав, сиди. Что стало бы с ними обоими, не будь меня, твоего храброго хаджи Халефа-Омара? Ничего бы у них не заладилось, ничего! К тому же у меня есть Ри, и я посвящу ему всю свою душу. Мне доверено очень многое.
— Так будь достоин этого доверия. Ты помнишь все, о чем договаривались?
— Все. Моя память подобна пасти льва, чьи клыки удерживают все, что сумели схватить.
— Тогда пора расставаться. Прощай! Не допусти ошибки!
— Сиди, не уязвляй мою душу подобным увещеванием. Я — доблестный муж, я — герой. Я знаю, что делать.
Он швырнул в кусты ненужный теперь горшок, бросил на плечи мои сапоги и зашагал назад, в сторону города. Я поехал на северо-запад; меня ожидала опасная и, может быть, роковая встреча.
На первых порах мне нечего было опасаться. Если бы аладжи знали меня, если бы они меня видели, я бы в любой момент ждал коварного нападения из-за спины или пули, пущенной из засады. Теперь же, в худшем случае, я, как и любой другой человек, проезжающий здесь, мог ожидать лишь открытого нападения этих разбойников. А выглядел я теперь так, что не привлек бы их внимания.
Я смотрелся, как нищий потомок Мухаммеда, у которого не многим можно было поживиться, и, хотя я оставил свои ружья Халефу, в моем кармане лежали два револьвера. Этого было достаточно, чтобы справиться не только с двумя нападавшими, но и поболее. Со стороны же казалось, что у меня с собой только нож; разбойники непременно подумали бы, что я ничем иным не вооружен. Они повели бы себя беспечно, а это обернулось бы бедой для них самих.
