Я пожал ей руку и быстро ускакал прочь. Мне было жаль глядеть в ее глаза, мокрые от слез.
Халеф еще немного следовал за мной, пока мы не поравнялись с зарослями кустарника. Там я спешился и отошел за кусты.
Маленький хаджи принес с собой горшок, в котором находился отвар садара. Я попросил его взять в руки тряпку, специально для этого захваченную, и осторожно смочить мне отваром бороду и волосы на голове.
— Сиди, почему ты велишь мазать свою голову этой бурдой? — спросил он.
— Скоро поймешь.
— Ты красишь волосы?
— Я думаю, ты будешь поражен.
— Я прямо сгораю от любопытства. А зачем ты достал из сумки эти длиннющие чулки? Ты их хочешь надеть?
— Да, и туфли, в которых ты молишься, тоже.
Всю дорогу малыш возил с собой эти туфли на случай, если доведется посетить мечеть, ведь там же надо снимать обувь.
Закончив намазывать мне голову, он стянул с меня дорожные сапоги, а я надел вместо них чулки. Туфли были мне чуть-чуть маловаты, но все же подошли. Глянув еще раз на меня, он удивленно сложил руки и воскликнул:
— О Аллах! Какое чудо! Твои волосы совсем посветлели.
— Вот как? Помогает отвар?
— Местами.
— Так надо подкрасить темные волосы. Вот тебе гребенка. Ровно смочи их!
Он продолжил начатое дело, и когда я снова глянул на себя в маленькое карманное зеркало, то увидел, что превратился в блондина. Затем я надел феску, а Халеф обмотал мне голову зеленым тюрбаном так, чтобы по правую руку свешивалась бахрома полотнища.
— Сиди, я совершаю большой грех, — робко вымолвил он. — Лишь прямые потомки пророка вправе носить подобный знак. А ведь ты же поклоняешься Библии, а не Аллаху. Я оскверняю святыню, и мне, наверное, придется отвечать за это, когда я пойду Мостом Смерти, узким как лезвие ножа?
— Ты оправдаешься.
— Сомневаюсь в этом.
— Не беспокойся. Магометанин, конечно, согрешит перед потомками пророка, если вздумает носить их знак. Христианам же не нужно соблюдать этого правила. Поклонники Библии могут одеваться как хотят.
— Вам куда проще и удобнее, чем нам. Но все же одну ошибку я совершил. Если бы ты сам обвязывал голову тюрбаном, то прегрешением для тебя это не было бы. А раз это делаю я, правоверный сын пророка, то, наверное, буду за это наказан.
— Нечего тревожиться! Этот грех я возьму на свою душу.
— И вместо меня будешь жариться в аду?
— Да.
— О сиди, на это я не соглашусь; уж слишком я тебя люблю. Лучше я сам буду жариться. Мне кажется, я выдержу это лучше, чем ты.
— Ты думаешь, ты сильнее меня?
