Виктор никогда не изменял жене. Флиртовал иногда, но не выходя за рамки приличий. У него на этот счет имелись жесткие принципы: если решил соединить судьбу с кем-то, уважай свой выбор. Обманываешь жену– значит, не уважаешь ее. Не уважаешь ее– значит, не уважаешь себя. Не уважаешь себя ты– не станут уважать и окружающие.
Но с Аней они давно не говорили так интересно и легко, как переписывались с Витой. Виктор покрутил телефон в руках, раздумывая, написать ли сообщение первым или подождать ответной инициативы. Решил– не писать. С другой стороны… «Привет» в Мессенджере ни к чему не обязывает. Захочет– ответит. Занята– проигнорирует.
Зеленая точечка немедленно вспыхнула. Виктор улыбнулся, вспомнив, что девушка не выпускает телефон из рук. Интересно, ждала ли она сообщения от него или…
– Что это у тебя такой мечтательный вид?– вынырнула из-за спины
Галина Степановна. Прищурилась на телефон у него в руке.
– Витя, у тебя что роман?!
– С камнем, мам,– он спрятал мобильник в карман. – Рабочие моменты.
– Ну-ну,– мама принялась сбрасывать чашки и блюдца в посудомоечную машину, рассказывая о съемках текущего проекта. Виктор слушал вполуха, уловил только, что скоро будет экспедиция в Ярославль, на натуру. Вита прислала сообщение.
« Привет. Провожу день с мамой.»
и минутой позже:
« стою рядом, пока она принимает единственно верное решение.» Смайлик.
«Знакомо»,– напечатал Виктор. « 1. Мама всегда права. Если мама не права– смотри пункт первый.»
Три смеющихся до слез рожицы в ответ.
Господи, взрослый же мужик!– удивился сам себе врач.
Он переместился на диван, рядом с сыном и с интересом включился в разговор двух Порше.
– Больной, пройдите, пожалуйста, на процедуру.
– Что, опять?– простонала я.
Тимур протягивал чашку с раствором для полоскания горла.
Я же только что полоскала.
– Только что было полчаса назад. Ты же сама сказала: «Каждые полчаса.»
– Ну, сказала…– угрюмо бормочу я, вылезая из-под одеяла. Беру чашку и, держась за стенку в пастельного тона обоях с масонскими символами а-ля код да Винчи, плетусь в ванную. Голова кружится, поясницу ломит, горло болит. Нечего сказать, отличная подготовка к кастингу.
– Ты же хочешь выздороветь до просмотра?– кричит мне вслед Тимур.
Я набираю солено-щелочной раствор в рот и булькаю, запрокинув голову. Хочу!
В детстве у меня была мечта. Я хотела петь. Смотрела все воскресные выпуски «Утренней звезды» и представляла себя участницей передачи. Я и в «Поле Чудес» регулярно отправляла письма с заявками на участие в детском выпуске. Однажды даже сшила собственноручно куклу в черном костюме и с усами, как у ведущего передачи. И отправила бандеролью на Шаболовку. Я твердо верила, что мое творение приведет в дикий восторг комиссию, отбиравшую участников в передачу. Письмо из Москвы с приглашением так и не пришло. С «Утренней звездой» тоже ничего не вышло. Мама, уставшая от моих домашних распевок, все-таки привела меня в музыкальную школу. Учительница что-то наиграла на фортепиано, попросила меня спеть любимую песню. И сообщила маме, что слуха у меня нет, голос слабенький, а пальцы короткие, и, вообще, лучше попробовать плавание. Зачем мучить ребенка! Плаванию помешал гайморит, и мама отдала меня в секцию художественной гимнастики. Для здоровья. Мои вокальные «неспособности» стали предметом добрых семейных поддразниваний, а вскоре были вовсе забыты, как и потешная тряпичная кукла с лицом ведущего передачи «Поле Чудес». Мечта потухла и стерлась из списка желаний, сменившись страхом перед любыми вокальными выступлениями. За три версты я обходила караоке, отказывалась от школьных песен, с похвальной самоиронией отшучиваясь, что, мол, не дано.
