Склонившись к самому уху воеводского посланника, он прошептал, понизив тон:
– Похлопочи в Астрахани, чтоб нам хотя бы с десяток лёгких пушек оставили! На Дон через степь идти, не ровён час татарове злые наскочат! Чем тогда отбиваться будем?
Схватив дорогой подарок дрожащей рукой, Львов спрятал его за пазуху и кивнул головой, что понял просьбу атамана.
Уже через день донская флотилия горделиво проплыла мимо астраханского кремля, став на якорь в Болдинском устье. Взяв с собой сотню казаков и многочисленные «подарки», Разин отправился в приказную избу на встречу с воеводой Прозоровским.
– Это тебе, князь! – бросил он к ногам градоначальника роскошную соболиную шубу, опустившись на колени. – Сказывают, самому персидскому шаху её готовили, ан не досталась она иноверцу! А в сенях казаки принесли ларец с каменьями самоцветными для твоей милости! Склоняю свою виновную голову, клянусь в верности государю нашему Алексею Михайловичу и прошу отпустить нас на Дон восвояси!
Едва не потеряв дар речи от такого царского подношения, Прозоровский жестом разрешил просителю встать на ноги.
– Просьба твоя мне Львовым доложена! – сказал он, милостиво улыбаясь. – Дозволяю оставить два десятка лёгких пушек! Пленных же велю всех отпустить без выкупа!
– Не могу, ваша милость! – снова склонил голову атаман. – Они саблею взяты и подуванены[13]давно меж казаками! Нешто можно их кровное добро, за которое они животы клали, вот так взять и отнять! Ох, не сумею я тогда удержать их от лихих дел!
Поскольку разинцы уже разбредались шумною гурьбою по астраханским улицам, князь решил не испытывать судьбу.
– Ладно, бог с вами! – сказал он, махнув рукой. – Но чтоб больше – ни-ни! Никакого разбойничанья, чтобы тише воды и ниже травы твои ватажные были!
Отвесив ещё один поясной поклон в знак благодарности, Разин специально смотрел себе под ноги, опасаясь встретиться взглядом с опытным воеводой. Иначе тот наверняка заметил бы огоньки ненависти, сверкавшие в глазах казацкого атамана. Они предвещали в ближайшем будущем огонь и кровь, и никому уже не было дано затушить огонь разгорающегося русского бунта.
На обратной дороге Бейтон просто не сводил глаз с очаровательной пленницы, освобождённой им в лагере теленгитов. Она рассказала поручику, что была дочерью стрелецкого десятника Гаврилы Трифонова. Вместе с отцом Мария жила в Сосновском остроге, куда того перевели по службе.
– Маму я совсем не помню! – разоткровенничалась однажды девушка во время очередного привала. – Она умерла от цинги, когда мне и пяти годков не исполнилось! Сызмальства вслед за отцом по острогам да гарнизонам каталась! Вот такая я стрелецкая дочка!
