– Шинель, товарищ полковник, – ответил я.
– Это шинель? Нет, товарищ младший сержант, это накидка из шкуры мамонта. Вы в каком музее ее добыли, а? Она же у вас поросла волосами так, как будто вы ее специально носили в клинику для наращивания волос.
Я оглядел свою шинель. Вроде бы выглажена, снизу бахромы нет, погоны чистые.
– Не понимаю, товарищ полковник, – немного робко ответил я.
– Не понимаешь?.. Начальник курса, объясните вашему командиру отделения, что ему нужно сделать.
Тело батьки воеводы выросло передо мною, словно сивка-бурка, и закрыло своей мощью солнце. Я немного поежился от предстоящего душевного разговора, даже вжал в плечи голову.
– Товарищ младший сержант, – начал свою заутреню мой любимый начальник курса. – Это кто же вам так удружил? Где вы достали такой раритетный экземпляр? Скажите, эта не та шинель, в которой вышагивали чудо-богатыри господина Суворова?
– Нет, – ответил я, – такую выдали на складе.
– Выдали значить, а зачем вам глаза, вы что, не видели, что вам всучили?
– Но, кроме этой шинели, моего размера не нашлось.
– Тогда… побрить ее и завтра с утра представить мне.
Все я видел в своей жизни, но чтобы брить шинель, такого еще не было. Делать нечего, вечером я намочил ее, взял одноразовый станок, измазал шинель пеной для бритья и приступил к цирюльным работам. Ближе к полуночи я ее выбрил и повесил сушиться. Но что-то мне подсказывало, что так просто это бритье мне не пройдет.
Когда я утром увидел, во что превратилась моя шинель, то пришел в ужас. Она была от воротника до низа в каких-то беловатых подтеках, да еще и вся скукожилась. Надел я ее, и настроение мое испортилось еще больше. Шинель стала короче и в рукавах и по длине. Вид у меня был, как у сбежавшего из плена солдата. Хорошо, что построение из-за большого мороза на плацу отменили. Я с облегчением вздохнул.
Занятия прошли нормально, я уже практически забыл о приказе начальника курса, как после обеда он вызвал меня в канцелярию.
– Ну, показывай свою кутузовскую шинель.
Я понял, что просто так мне сегодня не выпутаться. Делать было нечего, приходилось нести свой крест. С кислой миной на лице я втиснул свое тело в то, что когда-то называлось шинелью, и, пряча глаза, зашел в канцелярию. Когда начальник курса увидел меня, чуть со стула не грохнулся. Потом он громко смеялся, да так, что на глазах у него выступили слезы.
– Ты что, – немного успокоившись, спросил он, – в атаке захватил ее? Ничего путного не нашлось? Ты себя в зеркало видел?
