— Тогда я сразу же освобожу шейха.
— А как с тем, что он у тебя выпрашивал?
— Ничего не получит.
— И даже ружье и пистолеты?
— Нет. Он виновен в том нападении, которое мы только что отбили, и снисхождения пусть не ждет. Мы победители. Делай что хочешь!
Он ушел, а я снова зарядил свои ружья. Пес лег у меня в ногах и вилял хвостом от радости, хотя от усталости язык почти вывалился у него из пасти.
— Как ты думаешь, эмир, загрыз ли он того часового, на которого бросился тогда?
— Надеюсь, нет. Думаю, Доян его отпустил, когда ему надоело — ведь он провел на часовом всю вторую половину дня и всю ночь. Бедное животное устало. Халеф, дай ему поесть. А воду ему дадим попозже.
Шейх, связанный, лежал на земле и молчал, но его глаза следили за каждым нашим движением. По всему было видно, что он никогда не станет нашим союзником.
Мы с волнением ждали ответа от курдов. Они столпились в одном месте и по бурной жестикуляции было заметно, что спор идет жаркий. Наконец наш посол вернулся.
— Я принес мир, эмир, — сообщил он.
— На каких условиях?
— Условий нет.
— Такого я не ожидал, ты старательно потрудился. Я благодарю тебя!
— Пойми вначале, прежде чем благодарить меня, господин. Хоть я и принес тебе мир, но эти беббе не идут ни на какие условия!
— А, и это вы называете миром? Ладно. Скажи им, что я забираю твоего брата, их шейха, с собой в качестве заложника.
— И сколько ты будешь его держать у себя?
— Столько, сколько мне захочется. Столько, сколько мне понадобится, чтобы понять, что вы нас оставили в покое. А потом отпущу его живым и невредимым.
— Я верю тебе. Позволь сообщить это моим братьям.
— Иди к ним и прикажи им скакать к горам, окружающим равнину. Если я увижу, что они возвращаются, — шейх умрет.
Он уехал, и вскоре мы увидели, как курды сели на лошадей и потянулись на север. Сам он вернулся за своей лошадью.
— Эмир, — обратился он ко мне. — Я был твоим пленником. Ты предоставляешь мне свободу?
— Да, ты мой друг. Вот, возьми пистолеты брата. Не ему, а тебе я их возвращаю. Ружье же останется собственностью мужчины, которому я его подарил.
Он подождал, пока связанного шейха не водрузили на лошадь. Потом помахал рукой:
— Живи долго, господин! Аллах да благословит твои руки и ноги! Ты берешь с собой человека, который стал тебе и мне врагом, но все же я прошу о снисхождении для него, ибо это сын моего отца.
Он долго смотрел нам вслед, пока мы не исчезли. Шейх же даже не удостоил его взглядом — ясно было, что они стали заклятыми врагами.
