— Часто наведываются разбойники!
— Мы застрелим их.
Наконец, когда понял, что нас ничем не пронять, он сменил тон:
— Господин, я боюсь вас.
— Нас не надо бояться. Мы не разбойники и не убийцы. Мы хотим лишь переночевать в этом домике и завтра двинемся в путь. За это ты, если захочешь, получишь серебряный пиастр.
— Серебряный? Пиастр? — переспросил он удивленно.
— Да, пиастр или даже два, если проявишь дружелюбие.
— Господин, я и так дружелюбен!
Когда он произносил эти слова, у него все смеялось — глаза, рот, нос и даже руки, которые удовлетворенно похлопывали в ладоши. Удивительным было то, что у этого курда-банна росла еще и борода. Такого я пока не видел.
Радость передалась и его собаке, которая извлекла свой хвост из-под ног и принялась им размахивать, причем лапой попыталась толкнуть игриво моего Дояна, но тот и ухом не повел, а созерцал всю картину с величием Великого Могола.
— Тебя хорошо знают в горах? — продолжил я свои расспросы.
— Да, везде.
— А ты знаешь реку Бербзие?
— Да, это на границе.
— Сколько времени нужно, чтобы добраться до нее?
— Полдня.
— А Банне ты знаешь?
— Бываю там два раза в год.
Знал он и Ахмадабад, и Байендере.
— А вот Бистан ты знаешь? — настаивал я.
— Знаю, там живет мой брат!
— Ты работаешь все дни?
— Так, как мне захочется! — гордо ответил он.
— И можешь по своему желанию отсюда уйти?
— Господин, я не знаю, почему ты так спрашиваешь.
Этот угольщик был весьма осторожным, эта черта мне в нем понравилась.
— Я скажу, почему я спрашиваю. Мы здесь чужие люди и не знаем дорог через горы, поэтому нам нужен надежный человек — проводник. Мы заплатим ему по два пиастра за день.
— О господин, возможно ли такое? Я за все годы получил всего десять пиастров, муку и соль. Могу ли я повести вас?
— Мы хотим с тобой сегодня познакомиться. Если ты нам понравишься, ты будешь зарабатывать больше денег, чем получаешь за год.
— Зови своих людей! Я испеку для них хлеб, и дичь у вас будет, и трава для лошадей. Там, наверху, есть источник, и возле него ваш лагерь будет таким же удобным, как лежанка султана в его главной резиденции.
Наш бравый Алло претерпел метаморфозу за какие-то минуты — и все это сделал только звон пиастров!
Я дал знак моим спутникам, которые все время нашего разговора стояли и ждали поодаль. Подъехав, они поразились внешности угольщика не меньше, чем я несколько минут назад. Англичанин — тот вообще лишился дара речи; но и банна уставился на нос мистера Линдсея в немом изумлении. Наконец к англичанину вернулся дар речи:
