Меня зовут Аглая | страница 17



Над этой историей потом весь наш поселок смеялся. Кристинка тоже посмеялась, хотя после сказала, что ничего особенного в этой истории нет, такое в жизни сплошь и рядом случается.

А сегодня на литературе все читали свои истории. Я написала про Черчилля, только кое-что еще придумала. Будто хозяин кота был очень богатый, толстый, и жил в трехэтажном особняке с охраной. И будто он всегда носил с собой пистолет. Это чтобы соседи по-настоящему испугались. А соседи будто были бедные, и домик у них был маленький, деревянный, хозяин кота мог приказать охране, и те бы его сожгли. А еще про Черчилля много всего забавного, про его лень, обжорство и привычку писать под любимое кресло хозяина. И как хозяин ему это прощал, несмотря на всю свою крутизну. В общем, ничего получилось, маме понравилось. А папа сказал, что можно хоть сейчас посылать в журнал «Профиль», там есть в конце такой смешной раздел.

Первым вызвали Максима. Он прочел историю про то, как наших десантников сбросили по ошибке не на ту территорию, и что из этого получилось. Смешно, только очень много военных слов, которых я не знаю. Учитель тоже на это обратил внимание, сказал, что всегда надо думать об аудитории.

Рубен прочитал что-то не очень смешное про своих армянских дедушку и бабушку. Может, на самом деле и смешно, только он рассказал не очень здорово. Алексей Филиппович сказал, что Рубену надо работать над собой, потому что вообще-то у армян замечательное чувство юмора, раньше даже серия анекдотов про армянское радио была, все их знали.

А потом случилось нечто ужасное. Учитель вызвал Кристинку, и она прочла мой рассказ. То есть совсем даже не мой, но с моим сюжетом. Черчилль превратился в кошку Мурзилку, и рассказано все было не так, как у меня, но все равно смешное осталось. Я просто оторопела. Учитель Кристинку похвалил.

А я еле сдерживалась. Неужели ей не стыдно было взять чужую историю? Да еще не очень хорошо пересказать, у меня ведь гораздо лучше получилось! И что мне теперь делать?

Других рассказов я уже не слышала. И смеяться вместе со всеми не могла. Помню только, что Марик что-то очень смешное читал про своего израильского дядю Марка. Все просто катались от хохота.

В самом конце урока учитель вызвал меня. Я сказала, что вчера плохо себя чувствовала и ничего придумать не смогла. «Обидно, Глаша, – сказал Алексей Филиппович. – Я думал, ты напоследок нас чем-нибудь порадуешь. Ну что ж, за тобой долг, ответишь на следующем уроке».