– Быстро иди переодевайся! Чего ты скривилась? Я его вчера стирала!
– Там бультерьер… ша. Я с ней не знакома, но знаю, что у нее зубы, как у крокодила.
– О Господи! Ну в туалете переоденься, и побыстрее, свет уходит, а у нас уйма работы.
Я вышла пред светлы очи телекамеры в дивном одеянии. В предстоящем эпизоде главное было вовсе не в том, чтоб костюмчик сидел. Я бы сказала, главное в пижаме – устремленность к драме. Халат, он же – пижама, он же – ночная рубашка призван был развеваться на заборе со мной внутри, символизируя состояние аффекта героини. Оглядев деревянный забор с торчащими во все стороны гвоздями, я твердо заявила:
– Не полезу!
– Еще как полезешь!
В глубине сада за столиком сидел актер Провокатуров и со сдержанным любопытством осматривал натуру, то есть меня в халате с чужой груди и забор, на который он собирался меня загнать. Дело в том, что Провокатуров был уговорен Альбиной сыграть роль моего, то бишь Сашиного мужа, коего бедная, но вредная Саша достала до самых печенок. Я села за столик напротив «мужа», и мы стали импровизировать в рамках поставленной режиссером Беляк задачи. Между нами стояла бутылка якобы водки. Разлив по рюмкам невоспламеняющуюся жидкость, супруги начали общаться. Подмигнув мне, Провокатуров выдал текст:
– Вечно ты, как последняя шваль, во что-то влипаешь! Мне это все осточертело! Выпей и заткнись наконец!
– А тебе наплевать, да, что я чуть не попала под колеса?!
– Стоп! – страшным голосом закричала Альбина. – Что ты с ним кокетничаешь? Мне нужна истерика, а не кокетство! Что ты мне тут с холодным носом изображаешь? Давай работай! Психуй – и иди к забору вот по этой линии, чтоб не выпадать из кадра!
Я психанула, то есть выплеснула камуфляжную водку Провокатурову в лицо и, плавно покачиваясь от переживаний, пошла к забору.
Режиссер Беляк была вне себя.
– Ну что это за походочка? Ты куда идешь, на плаху или на панель?! Мне на фиг не нужны эти модельные проходы, ты должна передвигаться нервно и некрасиво!
И Альбина показала, какова должна быть скрюченная яростью пластика героини.
– Не хожу я так, даже во гневе!
– Да плевать я хотела, как ты ходишь в жизни! Это искусство, понятно?! А оно, как известно, требует жертв.
– Но почему жертвой должна быть я?
Мой вопрос остался без ответа. После нескольких дублей, сопровождаемых проклятиями режиссера Беляк, я все-таки добралась до забора. И тут началось самое страшное. По режиссерскому замыслу я должна была висеть на заборе головой вниз. Нижняя половина туловища оставалась в саду, а верхняя в перевернутом виде украшала собой лютежскую улицу. Зубчатыми вершинами забор впивался мне прямо в живот.
