И я сначала расхохоталась, потом разрыдалась, потом опять перешла на истерический смех, перемешанный с горючими слезами. Наташа не раз вспоминала то мое появление в ее доме. Говорила, что я была похожа на ведьму, вернувшуюся с шабаша. Может быть… Наташа – драматическая артистка, она знает, как должна выглядеть пошабашившая ведьма.
Так вот, через пару лет, осенним днем мы с Наташей пришли на репетицию к Палычу. Ей было, конечно, интересно посмотреть вблизи на моего искусителя, спасителя и погубителя в одном лице. Леша сошел к нам с небес, то есть со сцены и, обращаясь к обеим, пошутил:
– Вы – актриса? А вы – поэтесса? Рад вас видеть в своем концертном зале!
Репетиция была долгой, и мы периодически выходили в бар. Потом возвращались в первый ряд, и я, дурея от волнения и ожидания, без конца заплетала на голове абрикосовые косы, принимающие форму наглых рыжих вопросительных знаков. Между вторым и третьим звонком Гоша-администратор отвел меня в сторону и доложил:
– Волкофф просил передать, чтобы ты после концерта никуда не исчезала. Только постарайся Мартыновой на глаза не попадаться.
– Ты видишь, я очки надела, косы заплела, она меня не узнает.
– Она тебя и в противогазе узнает…
Наташа была от концерта в восторге. Я испытывала похожее состояние еще и от предвкушения встречи с тем, кто играл сейчас на сцене. В антракте Наташа сказала:
– Вырази Палычу мою благодарность. Я уже пять лет его не слушала и не ожидала, что это будет так потрясающе хорошо!
– Благодарность обязательно выражу. Знаешь, а мне еще хорошо и оттого, что, кажется, не придется возвращаться в гостиницу, которую я ненавижу!
– Почему ненавидишь? Вы же там столько раз встречались.
– У меня она почему-то ассоциируется не со встречами, а с часами ожиданий, когда я по проволоке ходила, махала белою ногой. Это был не просто ужас, а ужас-ужас!
– Как страшно жить! – ответила Наташа голосом Ренаты Литвиновой.
(Вскоре после этого разговора во время пожара выгорел весь третий этаж гостиницы «Октябрьской»).
Иногда Леша поражал меня своей способностью угадывать мысли. Хочется верить, что это случалось не потому, что мои мысли были так просты, а потому, что мы чудом настраивались на одну волну. Послеконцертной ночью он пригласил меня к себе домой.
– Ну что, Александрина, правда, здесь лучше, чем в гостинице, которую ты так ненавидишь? – через пару часов спросил он, прикуривая лежа две сигареты.
– Леш, я же никогда не говорила тебе, что ненавижу гостиницу.
