Земля, укрытая плотным мхом, еще хранила тепло, а воздух уже остывал за ночь, и по утрам между деревьями повисала холодная белесая дымка. Осень здесь не слепила огненными красками, как в средней полосе, – пожелтел редкий подлесок и опушки, да хвоя выгорела за лето, потускнела.
Суслон вдруг встал. Еремей предостерегающе поднял руку. Потом, не отрывая глаз от сплетения сосновых ветвей над тропой, снял одной рукой винтовку и опер ствол на поперечину.
Бегун, как ни приглядывался, не видел впереди ничего живого. Он осторожно, на цыпочках, переступил ближе к Еремею, чтобы по направлению ствола понять, куда тот целится. Треснула под ногой сухая ветка, и громадный, как индюк, мошник – бородатый лесной петух – ломанулся сквозь ветви, звучно хлеща крыльями. Еремей досадливо обернулся. Бегун только виновато развел руками.
Они двинулись дальше. Чуть погодя Еремей нагнулся и указал ему на пару следов, промятых во мху, и еще пару поодаль.
– Заяц?
Еремей прижал палец к губам, даже оглянулся испуганно.
– Нельзя по имени? – догадался Бегун. Он вспомнил, что озерские охотники никогда не называли зверье перед охотой по именам – лось, медведь, лиса, а сохатый, хозяин, красна. – Косой?
Еремей кивнул. Они прошли по следу; около молодых осинок с обглоданной понизу, размочаленной корой Еремей поставил клеть, бросил внутрь крупно нарезанную репу и поднял заслонку на прут-сторожок. Ловушка была незатейливая: заяц, зайдя в клеть, задевал сторожок, и заслонка, отворяемая только снаружи, падала.
Через полчаса, подстрелив по пути тетерку, – Бегун в этот раз стоял не дыша, – Еремей вышел к другой клети, поставленной накануне. В ней смирно сидел крупный русак, уставший уже, видно, биться о прутья ловушки. Он распластался по земле, прижав уши, надеясь, что его заячий бог пронесет людей мимо, но, увидав их в двух шагах, забился с новой силой, так что клеть ходуном заходила.
Еремей просунул внутрь руку, поймал его за уши и вытащил, прижимая зайца к земле, не давая ему вскинуть для обороны когтистые задние лапы. Достал нож и перерезал горло. Заяц истошно закричал, разевая рот с дрожащим розовым языком, засучил лапами, выдирая мох вместе с землей. Тошнотворно запахло кровью.
Бегун стоял, не в силах оторвать глаз от пульсирующей красной струи, брызжущей на землю, судорожно глотая подкатывающий к горлу комок. Он знал, что заяц тут почитается нечистым зверем и кровь надо сливать до капли.
Еремей глянул на него и жестко усмехнулся. Поднял обвисшего тяжелого зайца, перекрутил его за шею веревкой и подвесил к поясу. Перекрестился, указал Бегуну, чтоб взял клеть, и пошел дальше. Бегун поплелся следом, поглядывая на свесившего мертвые лапы русака…
