И снова они ехали по безмолвной снежной, равнодушной тайге, по охотничьей лыжне, как по рельсам – ни на шаг ни влево, ни вправо. Бегун щурил слезящиеся глаза, сжав зубы, давил в груди кашель. Изредка поглядывал назад – Леве тоже было худо, он сидел в санях, завернувшись в шкуру, безвольно покачиваясь, время от времени прикладываясь к водке из потехинских запасов.
Лыжня ушла в низину – и уперлась в бурелом. Стволы сосен, полузасыпанные снегом, лежали, как противотанковые ежи, растопырив громадные сучья. И в одну сторону, и в другую, на сколько хватал глаз, путь для снегохода был закрыт. Лыжня быстро запетляла – вот здесь Еремей перетащил салазки через ствол, там прополз под другим.
Бегун соскочил с седла, лихорадочно оглядываясь, не веря, не желая верить, что это конец пути. Можно было насыпать горку и перетащить «Буран» через один ствол и прорубить проход в частоколе сучьев под другим, но пересечь на снегоходе весь завал было нереально.
– Вылезай! – заорал Бегун. Он вытащил из прицепа две пары охотничьих лыж – камусные и гольцы, с просторной петлей для валенок посередине.
– Я не пойду, – вяло сказал Рубль.
– Пойдешь! – Бегун встряхнул его за шиворот. – Да пойми – нам ближе туда, чем назад! Для чего было дохнуть пять дней – чтобы обратно повернуть? Вернуться мы всегда успеем, а сюда больше никогда не попадем! Рублик, милый! Червончик, вставай… Вставай, говорю, сука! Мы рядом уже, я чувствую! Он ведь не двужильный, – махнул Бегун вслед Еремею. – Мы на «Буране», а он на своих двоих всю дорогу, он больше нас устал, он скоро придет, и мы за ним!
Он вставил Левкины ноги в петли и, не оглядываясь, двинулся вперед. Лева поплелся следом – у него не было уже сил спорить и сопротивляться, проще было бездумно и бесцельно переступать ногами.
Они преодолели бурелом и пошли дальше по лыжне, неловко с непривычки шагая на широких тупоносых снегоступах, теряя их из петель, падая и поднимаясь. Пейзаж за буреломом изменился – редкие чахлые деревца, кое-где из-под снега торчала болотная осока. Горячий пот заливал лицо, в глазах рябили белые пятна все гуще, все плотнее, пока белая пелена не повисла кругом… Бегун вдруг встал и глянул вверх: снег валил с неба, тяжелый, вполладони, падал не кружась, налипая на ветви, выравнивая следы.
– Снег! – в ужасе крикнул он. – Лыжню заметет! Скорее!
Они, как могли, прибавили шагу, задыхаясь, волоча на лыжах комья липкого снега.
– Смотри, еще лыжня! – указал Бегун. – Значит, жилье близко!
