— Но ты должен властвовать над своими мыслями…
А затем, совершенно изменив тему, она заметила:
— Ты влюблен, Николай?
Я почувствовал, что мое лицо залила горячая краска. Можно ли придумать более идиотскую вещь? Я веду себя глупее девчонки. Снова я злобствовал на физическую слабость, отражавшуюся на моих нервах.
— Влюблен? — я рассмеялся с некоторой досадой. — В кого я могу влюбиться, дорогой друг. Ведь вы не выскажете предположения, что это чувство могут вызвать Одетта, Корали или Алиса?
— О, они, может быть и нет, они предназначены только для чувственности мужчин. Они — экзотические цветы нашего времени — и, в своем роде, также бывают полезны, хотя я лично и питаю отвращение к этому типу; но разве нет кого-либо другого?
— Соланж де Клерте, Дэзи Ривен, — обе замужем.
— Это не мешает, — заявила герцогиня, размышляя. — Ну, ну, некоторые из моих раненых выказывали, как раз, твои симптомы — и, почти немедленно, я открывала, что это было благодаря тому, что они влюблены, и, нужно тебе сказать, мысленно, в воображении, а это самый опасный род влюбленности. Если виной хорошенькое личико, то сильно помогает хороший сон и новая книга.
— В моей любви не было бы смысла, герцогиня.
— Это зависело бы от женщины. Ты нуждаешься в сочувствии и направляющей руке.
…Сочувствие и направляющая рука…
— Когда я был мужчиной, я любил направлять и управлять.
— Мы все переживаем перемены. Мне нравится моя собственная постель, но вчера ночью прибыла лишняя партия раненых — и я должна была уступить ее тому, чья спина была сплошным нарывом, иначе ему пришлось бы лежать на полу. Что ж ты хочешь, а? Мы должны научиться приспособляться к обстоятельствам, сын мой.
Внезапно передо мною встала картина храбрости этой благородной женщины, ее неизменная готовность ко всему, ее здравый смысл, ее сочувствие человечеству, ее бодрость — я никогда не слышал, чтобы она жаловалась или выражала неудовольствие, даже, когда судьба унесла под Верденом ее единственного сына. Подобные ей — это слава Франции, а Корали, Одетта и Алиса кажутся превращающимися в ничто.
— Война окончится этой осенью, — сказала она мне, — и тогда начнется трудное для нас время. Не открытые сражения, а ссоры из-за всего света. Но ты доживешь еще до того, чтобы увидеть Возрождение, Николай, так что приготовься к этому.
— Что же я смогу сделать, дорогой друг? Если бы вы знали, как мне хочется делать что-либо.
— Твоя первая обязанность — выздороветь. Пусть тебя починят, — так сказать, закончат, — а затем женись и заведи семью, чтобы помочь заполнить место тех, которые погибли. Когда я была молода, хорошим тоном считалось иметь не слишком много детей, но теперь Франция нуждается в них и Англия тоже. Вот твой долг, Николай.
