Что это, ты не пишешь то, что я диктую? Я вас заслушался, сеньор, уж очень занятную историю про говорящий череп вы рассказываете, Ваше Превосходительство. В жизни не слышал ничего забавнее. Но я потом спишу ее из того текста, который Хуан Робертсон переводил на уроках английского языка, — там она приведена почти целиком. Пиши не то, что рассказано другими, а то, что я рассказываю самому себе через посредство других. То, что произошло в действительности, не может быть передано, тем более дважды, и уж тем более разными лицами. Я уже говорил тебе это. Все дело в твоей злосчастной памяти: в ней сохраняются слова, но не то, что стоит за ними.
В течение долгих месяцев я отмывал в реке покрытый бурым налетом, словно заржавелый череп. Вода краснела. В семидесятом году река вышла из берегов, и половодье чуть не снесло мелодичный дворец дона Мело. Когда я, став Пожизненным Диктатором, поселился в этом здании, я привел его в порядок и очистил от всяких тварей. Перестроил, украсил, сделал достойным служить резиденцией народного избранника, пожизненного главы государственной власти. Я распорядился увеличить служебные помещения и по-новому расположить их, с тем чтобы в Доме Правительства находились главные государственные учреждения. Заменить старые стояки из стволов урундея на столбы из тесаного камня. Расширить крытые галереи и поставить в них резные скамьи; с тех пор эти галереи каждое утро заполняла толпа чиновников, офицеров, курьеров, солдат, музыкантов, моряков, каменщиков, возчиков, пеонов, вольных крестьян, ремесленников, кузнецов, портных, ювелиров, сапожников, корабельщиков, управляющих государственными эстансиями и фермами, индейцев-коррехидоров с жезлами в руках, негров, освобожденных из рабства, касиков двенадцати племен, швей, прачек. Каждый по праву занимает здесь свое место перед лицом Верховного, который ни за кем не признает привилегий.
В последний раз я распорядился сделать перестройку в Доме Правительства, когда надо было внести метеор в мой кабинет. Он заартачился — не входил в дверь. Нельзя сразу требовать хороших манер от камня, попавшего к нам игрою случая. Метеоры не знают коленопреклонений. Пришлось убрать два столба и кусок стены. Наконец аэролит занял предназначенное ему место в углу. Не по своей воле. Побежденный, плененный, прикованный к моему креслу. Это было в 1819-м. Готовился великий мятеж.
Я засыпал колодец. Если театинец, капеллан губернатора, или кто он там был, действительно бросился в колодец, то это произошло, должно быть, во времена изгнания иезуитов, в 1767-м; несчастный сделал это, не в силах перенести сокрушительный удар, который, как гром среди ясного неба, обрушился на орден.
