— А если страшно, то ничего страшного, — добавила Клавдия. — Успокойся, Ириша, мы в этом фильме всю жизнь живем, ты разве не привыкла?
Калашникова вздохнула и открыла дверь на чердак.
Если ничего не найду, подумала Клавдия, прихвачу хотя бы колесико. На нем могут быть отпечатки пальцев этих мразей.
Посреди лестницы она остановилась и прислушалась. Нет, в доме было тихо.
Дверь в подвал была открыта, метнулась от луча фонаря по белой стене тень от лампочки, Клавдия шагнула через порог и посветила в угол.
Колесика не было.
И все было плохо.
Когда вспыхнул свет, Клавдия только чуть прищурилась, она даже не испугалась, даже не удивилась. Она просто еще раз подумала — в предчувствия надо верить.
Железная дверь подвала за ее спиной с грохотом закрылась.
— Опа! — сказал парень, выходя из-за ее спины. — На ловца и зверь.
В руках его была маленькая видеокамера.
Еще не поздно, подумала Клавдия. Еще можно исправить.
— Вот молодцы, ребята, — сказала она бодро. — Это редко сейчас встретишь. Это вы здорово придумали. Наверное, дома в этом поселке дорогие до чертиков?
Нет, вопросов не надо задавать, не надо давать им опомниться. Надо быстро-быстро говорить и меняться с ними ролями. Не я жертва, а они, не у них сила, а у меня. Этого не может быть, чтобы сила была у них.
Парни переглядывались.
А Клавдия все говорила и говорила, какие они молодцы, что следят за порядком в поселке, вот бы им в милицию прийти, хотя, впрочем, зачем им милиция, они найдут в своей жизни более достойный путь.
— Вас как звать? — спросил первый.
Это было уже хорошо. На «вы» — это уже хорошо.
— Клавдия Васильевна. Мой отец был Василием, поэтому я Клавдия, — уже несла она полную околесицу. — А фамилия моя…
— Вас как грохнуть, Клавдия Васильевна? — перебил ее второй. — У нас тут много интересного есть.
А второй больно ткнул Клавдию кулаком в спину. Клавдия метнулась, но не к двери, а к противоположной от нее стене.
Они схватили ее, прижали к этой стене лицом и задышали в затылок.
Клавдия вдруг совсем не к случаю вспомнила анекдот.
Хоронят милиционера. Идет старушка и говорит жалостно: «Отсвистелся, болезный».
А как про меня скажут? — подумала Клавдия. Про меня так весело не скажут.
Клавдия закричала дурным голосом. Даже сама не ожидала, что у нее такое громкое меццо.
Не потому закричала, что Ирина должна была ее услышать — отсюда ни один звук не прорывался, — а совсем по другой причине.
Только кричать надо было громко и протяжно.
— Заткнись! — заорал первый. — Побереги свою глотку, нам ее резать…
