— Отпустите меня на свободу, я обязуюсь в месячный срок произвести в вашем кабинете евроремонт.
— Сами будете ремонтировать?
— Нет, турецкие рабочие сделают все в лучшем виде.
— А если всю прокуратуру? — спросила Клавдия.
— Тогда лучше оставьте меня в тюрьме, — ответил Горбатов.
— Ну что, Леонид Маркович, как ваше дело движется? — спросила Клавдия, заполнив протокол.
— Ни шатко ни валко. Что вы! Со мной такие злодеи сидят, разве вам до меня, скромного сеятеля разумного, доброго, вечного.
— Тут какая-то неувязочка: это вы — разумный, добрый и вечный или то, что вы посеяли?
— А вы тонкая дама, — обрадовался Горбатов. — Заметили. Правильно. И то и другое. Вот вы мне скажите — готовы вы платить двести рублей за видеокассету, которую раз посмотрите и выбросите? Нет, не готовы. А семьдесят? О, вижу, уже глазки блестят.
— Это я зеваю, — сказала Клавдия. — Извините. Вы большой радетель о счастье народа, но я вас вызвала совсем по другому делу.
— Да уж догадываюсь. Про Семашко речь?
— Да.
— Я уже говорил следователям, что мне, собственно, рассказывать нечего. Я только увидел, как из-под нар вытекает лужа крови, и позвал верту… простите, контролера. Вот и все.
— И все?
— В общем и в целом.
— А в частности?
— Вы про очки? Ох, госпожа следователь, знаете, с чего все началось? Еще когда я учился во ВГИКе, мне казалось, что очки придадут…
— Вы учились во ВГИКе? — переспросила Ирина.
— Да, на экономическом факультете.
— На экономическом?
— Кино — тоже производство, — развел руками Горбатов. — Так вот, я начал носить темные очки, которые, как мне казалось, придают мне солидности. И испортил себе зрение. Знаете, пластмассовые носил, стекла царапались, все время зрение напрягал и сорвал…
— Это очень поучительная история, — остановила его Клавдия. — Но, если можно, ближе к делу.
— А что вас интересует?
— Как вы думаете, когда Семашко украл у вас очки?
— Вот! Если бы я знал… Между прочим, очки-то были от Ив Сен Лорана. Одна оправа триста долларов. А он так варварски… Вообще-то ужас, конечно. Но очки жалко. Мне их так и не вернули.
— Вы ведь с Семашко разговаривали перед отбоем?
— Да.
— О чем?
— О чем… О жизни. Он у меня все Горбушкой интересовался.
— Как? — не поверила своим ушам Клавдия.
— Ну, рынок такой есть…
— Я знаю.
— Вот. Он считал почему-то, что я там торгую. А я не торговец, я производитель.
— А зачем ему нужна была Горбушка, не говорил?
— Да так, намекал больше. Дескать, есть у него какой-то фильм, хочет его подороже продать.
