Фролов любил сам палить. Уважал динамит с его потрясающей силой. Любил мгновения, когда ожидание разрешалось гулким ударом. Таким оглушающе-убедительным и торжественным! И воющий взлет обломков, и почтительную тишину, наступавшую за взрывом.
Сейчас, оставшись один, он настроился по-мальчишески. Приблизил свистящий огонь фитиля и начал играть в чудесную игру:
— Первый... за реконструкцию! — выдумал он, — этот... за звезду над штольней! Этот... за всех товарищей, а четвертый... за Валю!
Валя была хорошенькая мотористка с соседней шахты.
Вспыхнул последний фитиль и Фролов шагнул к лестнице. Взялся за ступеньку и посмотрел через плечо.
Четыре дыры огненно рдели в мраке и сыпали пылью искр.
Фролов засмеялся и полез наверх, сильно подтягиваясь руками. Вдруг ступеньки хряпнули под ногою, лестница затрещала, шатнулась и — ух! Фролов полетел стремглав, стукаясь о стенки...
Ударился боком, потом затылком, перевернулся и вскочил. Лампа погасла и сразу настала сплошная тьма. Рядом, как змеи, шипели шнуры, четыре огненные глаза...
Вскрикнув, Фролов метнулся к подъему. Срывая ногти, вцепился в стену. Стиснув зубы, поднялся на метр и соскользнул обратно.
Дико взглянул на горевшие фитили и схватился за нож. Нагнувшись к земле, обрубил первый шнур. Обжигая пальцы перерезал второй.
Третий уже догорал до уровня скважины. Задыхаясь в дыму, Фролов расковырял забивку из глины и чиркнул ножом по третьему фитилю. Но четвертый ушел в глубину и достать его было нельзя...
Фролов отчаянно посмотрел над собою.
Лестница развалилась снизу. Снова прыжком он попробовал вскинуться до ступеньки, висевшей вверху. Оборвался, громко закричал и прижался спиною к стене.
Время остановилось, и Фролов зажмурился. Необычно яркие и одна за другою бегущие картины появились в его сознании. И была такая. Он на лыжах съезжает с горы и алмазные блесточки светятся в голубом снеге...
* * *
— Удивились? — сказала Марина, здороваясь с Звягиным и взглянула на него краешком глаз, шаловливо и нежно.— Здесь я своя!
Вошедшая следом старушка, мать Макара Ивановича, степенно поклонилась Звягину и объяснила:
— Мы ведь тоже с Октябрьской шахты!
Тогда Звягин погрузился в блаженный туман. Всему улыбался и был бесконечно признателен этим хорошим и чутким людям.
Разговор о посадках, о том, как использовать горные тяжести, разумеется, не удался. Звягин попробовал начать про опыты, а все посмотрели на бабушку и засмеялись. Марина звонче других. Звягин смутился, смех усилился и старуха пришла на помощь.
