Временами Звягин приостанавливался и глубоко вдыхал морозный воздух. Смотрел на ночное затишье домов, на сложные переплеты копра возникавшей гигантской шахты, слушал далекий чугунный рокот поезда и невнятный шорох тайги.
Тогда он забывал про угрожающие пять дней.
Он оглянулся. Пройденный путь был заметен далеко и четко. Вдали показался пешеход. Он торопился, даже пытался бежать. Поднятый воротник закрывал его голову. Инстинкт, утонченный на охотах и в случайностях путешествий, подсказал Звягину, что медлить не надо. Встреча доброй быть не могла. Он вспомнил свое положение и тревоги Марины. Круто свернул за плетень, вошел в переулочек и приблизился к дому с другой стороны.
Шедший остался в лабиринте пустынных улиц, а Звягин поднялся к своей квартире. Чисто и свеже выкрашенные комнатки были почти пустыми. Он включил свет, сел на скрипучую койку и сказал с досадой:
— Не по мне эта роль!
* * *
— Как новый техрук?
Это спросил Кунцов, заместитель главного инженера Центральной штольни.
Роговицкий, десятник, с жестким лицом старого солдата, повеселел и ответил:
— Уже принял квершлаг. Можно теперь начинать!
Роговицкий был извечный горняк. Еще до революции работал в Кузбассе на шахтах Михельсона. Впрочем, раз сменил кайлу на ружье, когда в красногвардейских рядах дрался с белыми. Большинство старых рабочих знало Роговицкого и он их знал.
— Легче на поворотах, — буркнул Кунцов и открыл звягинский трудовой список. Роговицкий шевельнул седыми усами и глаза его сделались будничными.
— Тридцать лет, — перелистывал инженер странички, — специалист по проходке шахт, много работал на севере, а последний год в Кузбассе, в Октябрьской шахте...
— Октябрьская, — вспомнилось Роговицкому, — управляющим там Замятин, отец Марины Николаевны...
— Что? — тотчас спросил Кунцов. Лицо его с массивными челюстями, тупым подбородком и мясистой нижней губой подтянулось. Он слегка покраснел и задумчиво произнес:
— Марины Николаевны...
— Нашей геологички, — подтвердил десятник.
Кунцов прочитал последнюю запись.
— Переводится на Березовский рудник по собственному желанию... Гм... Из Октябрьской сюда. Вероятно, проштрафился.
— За битого двух небитых дают, — усмехнулся десятник.
— Здравствуйте! — показался в дверях сам Звягин. В кожаной куртке, высокий и бритый, он подошел к столу, поклонился и сел.
— Больше ничего? — спросил Роговицкий. — Можешь итти.
Десятник ушел, тяжелой поступью, широкоплечий, слегка сутулый.
Звягин достал из сумки блокнот и ждал.
