Григорий Сковорода | страница 52



За время своих путешествий Сковорода написал еще много разных по жанру произведений: «Силен Алкивиада», «Жена Лотова», «Беседа, нареченная двое…», «Брань архистратига Михаила со Сатаною», «Пря беса со Варсавою», «Потоп змиин», «Благодарный Еродий», «Убогий Жаворонок». Например, два последние произведения – это притчи, в которых Сковорода словно бы попытался соединить басню и философский диалог. Так, в притче «Благодарный Еродий» разговор о воспитании ведут двое персонажей: обезьяна по имени Пишек и молодой аист Еродий (оба этих персонажа взяты из эмблематики, где они символизировали плохое и хорошее воспитание). Обезьяна, которая вместе со своими детьми жила в горах Африки на густом и высоком дереве, заприметила однажды Еродия, пролетавшего мимо по своим делам, пригласила его поговорить и стала при этом хвалить новомодное воспитание: танцы, музыку, манеры, знание иностранных языков, научить которым за немалые деньги могут «ученые попугаи»… А вот Еродий отстаивает воспитание природное. «Если кто чего хочет научиться, к сему подобает родиться… – говорит он. – Если же кто дерзает без Бога научить или научиться, да памятует пословицу: "Волка в плуг, а он в луг".

Тем временем «Брань архистратига Михаила со Сатаною» и «Пря беса со Варсавою» – это диалоги-солилоквии, то есть беседы с самим собой. Первый из них существенно отличается от остальных диалогов философа тем, что является настоящим видением (об этом в конце произведения говорит сам автор), а еще – своим очень ярким мистериальным декором, на фоне которого разворачивается спор персонажей о том, является ли добро легким. Сковорода часто обращается здесь к литературной – прежде всего драматургической – традиции, цитируя трагедию Еврипида «Беллерофонт», трагикомедию Варлаама Лащевского «Гонимая Церковь», «Эпиникион» Феофана Прокоповича, старинную книжную украинскую песню «Зима прейде, солнце ясно…». Александру Хашдеу считал, что «Брань архистратига Михаила со Сатаною» сравнима с драмами Эсхила, Софокла, Еврипида, Кальдерона, Гете, Байрона. Эта пышная барочная мистерия-видение предстает в общем-то не чем иным, как отображением внутренней борьбы, происходившей в душе философа. То же самое можно сказать и о диалоге «Пря беса со Варсавою». В нем в первый и последний раз одним-единственным героем произведения Сковорода выводит самого себя. Свою собственную духовную борьбу он пытается изобразить с помощью образного ряда евангельской истории об искушении Христа дьяволом в пустыни. Персонажи диалога – Варсава и Даймон – это внутренние голоса самого Сковороды. Они воплощают полярные взгляды на природу добра: тот, которого Сковорода придерживался в «Харьковских баснях», когда его сердце почитало Бога еще «по-рабски» («Чем лучшее добро, тем большим трудом окопалось, как рвом»), и тот, который философ отстаивал уже в старости (добро – легкое).