Через три недели после операции он впервые смог самостоятельно подняться; ещё через три недели – была уже середина июля – он предпринял первую короткую прогулку к утёсам. Он шёл по крутому обрыву вдоль пляжа, лежавшего сотней метров ниже, сел в траву на западном конце и смотрел вниз на чёрную от ракушек отмель, на следы от костра и на песчаное местечко между скалами, где они с Луизой провели ночь.
Сорок два дня прошло с того времени. Море было такой же свинцово-серой пастой, как и тогда, ветер гнал через канал такие же грозовые тучи, чайки так же играли с восходящими потоками воздуха, и миру, казалось, не было дела до ужасов, произошедших на земле за это время; чайки и завтра, и послезавтра будут также играть на потоках воздуха, они будут играть на потоках воздуха, даже если за утёсами на севере Франции соберутся не только несколько сотен тысяч человек, а всё население планеты в полном составе, чтобы миллиардами забить друг друга в последней по настоящему кровавой бойне, чайки и тогда будут откладывать и высиживать яйца, когда последняя струя человеческой крови прольётся в море под этими утёсами – чайки будут играть на потоках воздуха до скончания века, потому что это чайки и им не надо сражаться с глупостью людей, китов или землероек.
Поскольку Леону, как гражданскому, ни при каких условиях не разрешалось использовать служебный телефон, он, несмотря на строгий запрет врача, потащился через четыреста ступенек вниз в городок и на почтамте попросил соединить его с ратушей Сен-Люка-на-Марне; там не ответили, и он позвонил на вокзал.
После шума, скрипа и последовательных соединений трёх телефонисток, трубку сняла мадам Жозианна, и Леону пришлось несколько раз повторить своё имя, прежде чем она поняла, кто звонит. Она впала в слезливое ликование, называла его своим прелестным ангелом и хотела знать, где, ради всех святых, он пропадал всё это время, она не давала ему и слова сказать, она приказывала ему немедленно вернуться домой, поскольку все переживают за него, хотя, по правде сказать, все уже перестали переживать, он должен понять, пять недель прошло с его бесследного исчезновения, а поскольку от него не поступало никаких вестей, то все считали, что он с большой вероятностью – как Маленькая Луиза, с которой его видели уезжающими из города, что он, как и бедная маленькая Луиза, в последнем немецком наступлении в конце мая, в последнем немецком наступлении после четырёх лет войны, представьте только, какая досада, ведь теперь-то ясно, что
