Вот кофейный напиток в эмалевой кружке,
в белой раме высоких деревьев верхушки,
Смотрит Лена в окно на стремительный снег,
Спит Алёша, звенит погремушкой Олег.
Закрываю глаза – исчезает зима,
Гаснет,
Тает во рту леденцом.
Деревянная почта на склоне холма,
В золотистом сиянии тонут дома,
Одуванчик растёт под крыльцом.
Начинается вечер, и город похож
На своё отраженье в реке,
А потом ты идёшь, и идёшь, и идёшь
По колено в густом молоке —
Ровный свет в ночнике,
Огоньки вдалеке, на асфальте танцующий дождь.
Время сказок ночных, время сказочного одиночества:
«Вот он едет, и едет, и звёзды сияют, сквозя
между тёмными ветками…»
время, когда тебе хочется
взять – и просто исчезнуть. Но просто исчезнуть нельзя.
Рождество перед нами – окошко в лесу,
Но стемнело, и свечка дрожит на весу,
я её прикрываю рукой.
Верь и радуйся, путник, и будешь согрет,
Потому что тропинки из чащи на свет,
кроме радости, – нет никакой.
* * *
Дорогой Лёва!
Думала, с Егором у нас всё хорошо. Наладили контакт, не прошло и года. Мальчик заниматься начал.
А вчера был очень плохой день. Егору недавно сделали операцию. Для укрепления ножных мышц. Не буду вдаваться в подробности. Операция лёгкая, но после неё три недели нельзя стоять. И ходить, понятное дело. Приходится заниматься сидя.
Заниматься сидя Егор ненавидит.
Вот он веселится. Я прихожу. Перекашивается и стучит головой о ручку своего кресла-коляски. Делать ничего не хочет. Вообще.
На лице ненависть. Разучился всему.
Мне-то больше всего хотелось дать ему как следует по попе. От обиды. Пришлось сдерживаться.
Рассказала об этом Тане, Шуриной маме, а она хитро улыбнулась и говорит:
– А это потому, что ты решила, будто всё точно знаешь.
– Что «всё»?
– Как с ним быть, знаешь. А не надо этого знать. Тем более точно.
* * *
Дорогой Лёва!
После спектакля я убежала.
Вслед что-то кричали, но я не слышала. Бежала, пока не кончилось дыхание. Остановившись и переведя дух, я увидела, что стою на своём любимом месте: там, где асфальтовая дорога круто поднимается к деревне. Я села на тёплый асфальт и стала смотреть на далёкую серую полоску Онежского озера. Я не могла сейчас никого видеть.
Это было удивительное лето. В домике мы жили вдесятером: я, Шурик, большой Антон, маленький Антон с мамой Светой, Марианна с сыном Серёжей, Оксана, а на чердаке – Алёша с дедушкой.
Каждое утро мы с Шуриком ходили на колодец. Шли по заросшей тропинке и шатким доскам, пластмассовые вёдра стукались друг о друга. Я откидывала деревянную крышку колодца и заглядывала внутрь. Вода стояла низко. Я говорила Шурику азбукой глухих: «это колодец».
