Их поглотила война Греции с Троей. Прекрасной Елены не было на горизонте, поэтому игра начиналась уже на берегах неприятеля. Они были Ахиллом и Патроклом: Клайв в поисках быстрой славы облекался в гимназистский пиджак Перси, мнимые доспехи царя мирмидонян, и погибал от воображаемого меча Гектора, рухаясь навзничь, закатывая глаза, будто барышня в обмороке. Тогда Мередит негодовал и требовал возмездия, взывая к орнаментам на гобеленах, оборотившихся во владыку Приама.
Спустя пару лет, перед самым отъездом, Клайв услышит, как Мередит, отдавая конспекты приятелю-гимназисту из Пайнс, обронит: «Не потеряй наше золото Трои!», и это уколет младшего жгучей ревностью.
Они брали неприступные стены Илиона в гардеробной матери Клайва, потом кто-то, закутавшись в платье, будто в тогу, превращался в Гектора, и разворачивалась батальная сцена. Из шкафа выпала подушечка с засушенной лавандой, как коршуны, они с остервенением разорвали подушечку в клочки, цветы рассыпались по полу. Перед лицом неминуемого нагоняя К. скомандовал ретироваться с поля брани:
– Отступаем!
– Троянцы! Троянцы! Троянцы! – высоко подпрыгивал М., поджимая в воздухе ноги.
А потом они провели четыре ночи в домике рыбака.
По пути Клайв простудился, и проку от него было ноль. Он обиделся на отца, когда тот восхищался Мередитом на охоте, хвалил златовласого принца за то, как он резво скачет на коняшке и сам, не обращаясь к Пенджу, может освежевать кролика. За то, что Мередит не брезговал притронуться к разделанному мясу – К. не мог притронуться даже к жареному мясу на тарелке.
Избегая животной пищи, К. чурался любого вторжения в личное пространство, целомудренное и продезинфицированное, и уперто не заходил в воду, как другие дети, оставив лакированную обувочку на берегу. Его мутило при мысли, что песок пристанет к мокрым пяткам или что мел с прибрежных утесов налипнет, словно мука.
Когда же Клайв очухался от температуры, Мередит умудрился получить солнечный удар. Напекло так, что и соломенная шляпа не спасла. Он облезал лоскутами, в Большом лондонском пожаре сгорело всё. Три дня пропали, необходимо было срочно исправлять положение.
В домике рыбака к двум семействам присоединились Джонсы. У тех тоже был сын, жабоподобный и занудный; два лагеря разбились, и большинство, насчитывающее две персоны, тщательно собирало на жабистого Джонса досье.
– У него темное пятно на животе. Покрытое волосами!
– Фуууу! – съежился Клайв.
