– Как ты можешь так ходить? Неудивительно, что в феврале тебе не прислали ни единого сердечка!
Клайв увлеченно дочитывал «Вампира» доктора Полидори, за что уже получил выволочку от Перси, не любившего автора («Он мужеложец». – «Он дядя Данте Габриеля Росетти, короля художников-прерафаэлитов!» – «Он мужеложец!!!»), и перекрикивался через дверь в ванную комнату, где Мередит сызнова напрудил полную раковину мыльной воды ради самовлюбленных процедур.
– Мне тринадцать, еще не все потеряно!
Из ванной что-то презрительно буркнули. Сунув книгу грешника меж диванных подушек, К. неохотно поплелся на разделку его навыков ловеласа. Зеркало и полки были заплесканы скользкой белизной, «зайчик» топорщился вверх мокрыми сосульками.
К. взял гребешок для волос, медленно провел им по щеке, словно лезвием, после чего потряс гребнем перед приятелем, нараспев подделывая иностранные интонации: «этоо шээффиилд, каачествооо!» Перси поджал губы.
– Дразнись дальше. Но учти, сперва ты думаешь как твой Гардинер, потом станешь одеваться, как он, в кошмарные куртки – их даже Пендж не наденет в конюшню! – а дальше что? Выращивание маргариток, полив орхидей? Возможно, фермерство и рогатый скот?
– Что ты к нему привязался? – насупился Клайв.
– Меня от него воротит! – отрезал М., вымазанный кружевом мыльной пены. – Нелепый ряженый крестьянин! Почему твои родители не общаются с его семейством, а дружат с моим? Задумайся.
Мальчик водил гребнем по кожаному ремню, подражая тому, как состоявшийся мужчина рядом правил там перед использованием бритву, этот шеффилдский символ принадлежности избранным. Надо вести от одного конца к другому, потом развернуть и начать снова, ровно тринадцать раз в каждую сторону. Он неожиданно проникся и тоже захотел принадлежать чему-то большему, вседозволенному, не ограниченному условностями положения, возраста и… Клайв тряхнул головой, прогоняя вопиющие, безбожные идеи.
– Расскажи, как ты этим занимаешься!
– Залезай сюда. – М. стукнул по цинковой купели, деловито повертел свое оружие точеными пианинными фалангами. – Запоминай, повторять не буду. Бритва должна быть раскрыта под углом двести семьдесят градусов по отношению к сложенному состоянию.
«Двести семьдесят градусов» были для К. пустым звуком, урок тем временем продолжался:
– Видишь? Там, где ручка соединяется с лезвием, держишь указательным, средним и большим пальцами… Вот так, ясно? Черт, Клайв, взбаламутил всю воду… Смотри издалека!
