— Выйдет отличный снимок.
— Я буду страшна как смертный грех.
— Это бы вам при всем желании не удалось.
Ее лицо разом опять застыло, в глазах проступила прежняя осторожность. Снова почувствовав неловкость, он начал было говорить, что хорошо бы снять их всех троих, но тут с удивлением сообразил, что рядом только мальчик, а девочки нигде не видно.
— Куда она исчезла? Я даже не заметил…
— Я за ней слежу. Она вон там, у моря. У нее такой характер — как это у вас, англичан, называется — своевольный. Пойду догоню ее — а то мне несдобровать.
— Можно я вас еще щелкну?
— Нет-нет, я пойду. Мы ведь еще увидимся?
— Конечно… я надеюсь.
И вот уже она и мальчик бегут по песку. Он проводил их взглядом; солнечные блики на морской глади резанули глаза. Он достал из кармана темные очки, надел их и, повернувшись, медленно пошел прочь от моря — к соснам.
Миссис Пелгрейв, как и обещала, лежала под соснами: она вытянулась на спине, ее красивые длинные ноги в тени почему-то казались еще более золотистыми, чем на солнце.
— А, это вы. Я вас сразу и не узнала — вы такой элегантный в этой куртке и темных очках. Как же долго вы ходили!
Он снял очки и присел рядом с нею на усыпанный сосновыми иглами песок.
— Я встретил детей и эту вашу немку. Вот и задержался.
— Ах вот оно что!
— Я сфотографировал Хайди. Должен выйти отличный снимок.
— Что вы говорите.
Воздух, напоенный хвойным ароматом, был удушливо тяжел. Он стал снимать куртку. Она молча смотрела на него, потом сказала:
— Будьте ангелом, дайте мне вашу куртку подложить под голову. Вы не против? Тут песок не такой мягкий.
— Ну конечно, конечно…
Он стал поспешно сворачивать куртку.
— Можете сами под меня подсунуть? Я что-то ужасно разленилась — должно быть, из-за жары.
Он стал перед ней на колени, и она, как бы превозмогая дремоту, чуть-чуть приподняла голову. Он запустил руку в густую массу рыжих волос, поднял ее голову повыше и подложил сложенную куртку.
— Ох, как хорошо. Спасибо.
Она сонно потянулась, на мгновение закрыла глаза, потом снова открыла и с пьянящей полуулыбкой поглядела на него.
— В этой куртке вы чем занимаетесь? Теннисом?
— Греблей.
— У гребцов, говорят, железные мускулы.
Она внезапно сжала ему руку пониже локтя, и он сказал:
— Осторожно. У меня тут год назад был перелом.
У нее на губах опять заиграла улыбка — нечто среднее между ленивым поддразниванием и язвительной усмешкой.
— Это как же у вас получилось? Оборонялись от какой-нибудь ужасной амазонки?
