Но не впадайте, дорогой читатель (то есть я хотел сказать — милостивый государь), не впадайте, пожалуйста, в распространённую ошибку, это очень отразилось бы на правильности вашего суждения.
Моя пьеса только кажется четырёхактною, в действительности же и на самом деле она состоит из пяти актов: первого, второго, третьего, четвёртого и пятого, как обыкновенно.
Правда, в день сражения, видя, что враги неистовствуют, партер бурлит, бушует и глухо ропщет, как морские валы, и, слишком хорошо зная, что этот неясный гул, предвестник бурь, вызвал уже не одно кораблекрушение, я пришёл к выводу, что многие пьесы, тоже состоящие из пяти действий, как и моя, вдобавок так же превосходно написанные, как и моя, не пошли бы целиком к чёрту, как пошла бы и моя, если бы авторы не приняли смелого решения, какое принял я.
Убедившись, что бог завистников разгневан, я твёрдо сказал актёрам:
О дети, жертва здесь необходима!
Сделав уступку дьяволу и разорвав рукопись, я воскликнул: «Бог свистящих, сморкающихся, плюющих, кашляющих и бесчинствующих, ты жаждешь крови? Так пей же моё четвёртое действие, и да утихнет твой гнев!»
И вот, поверите ли, адский шум, от которого бледнели и терялись актёры, в то же мгновение начал ослабевать, утихать, спадать, его сменили рукоплескания, и дружное браво вырвалось из глубин партера и, ширясь, поднялось до самых верхних скамеек райка.
Из всего вышесказанного, милостивый государь, следует, что в моей пьесе осталось пять действий: первое, второе и третье — на сцене, четвёртое — у дьявола, а пятое — там же, где и первые три. Сам автор ручается вам, что от этого четвёртого действия, которое не показывают, пьеса больше всего выигрывает именно потому, что его не показывают.
Пусть люди злословят как угодно, с меня довольно того, что я высказал свой взгляд; с меня довольно того, что, написав пять действий, я тем самым принёс дань уважения Аристотелю, Горацию, Обиньяку[17], а также современным писателям и вступился за честь правил в искусстве.
Чёрт с ней, с переделкой, — моя колесница и без пятого колеса катится не хуже: публика довольна, я тоже. Почему же недовольна буйонская газета? Почему? Да потому, что трудно угодить людям, которые по самому роду своих занятий обязаны весёлые вещи всегда признавать недостаточно серьёзными, а серьёзные — недостаточно игривыми.
Льщу себя надеждой, милостивый государь, что я рассуждаю разумно и что вы довольны моим силлогизмом.
Мне остаётся ответить на замечания, коими некоторые лица почтили эту наименее значительную из всех пьес, осмелившихся в наш век появиться на сцене.
