И вдруг услышал:
– Маркел!
И сразу поднял голову и осмотрелся. В церкви был только один он. А сверху на него смотрел святой Никола – с иконы, конечно. Святой Никола, подумал Маркел, не оставь меня, грешного, я не за себя прошу, а за невинное дитя, кто за него заступится, когда все расступились, а что я один могу, когда я слеп и глух, святой Никола, надоумь меня, наставь мои стопы, век тебе буду благодарен, век тебя буду поминать, как и поминал до этого, святой Никола! А после встал (потому что он до того был на коленях, а когда он на них опустился, не помнил) и еще раз перекрестился, а после поправил свечку, после отступил на шаг и вдруг подумал, что не в кабак нужно было идти, а искать Петрушу Колобова и остальных ребят и их расспрашивать. И не будет им греха за то, потому что ну и что, что они однажды уже крест целовали, когда их приводили к кресту, они же дети неразумные, безгрешные…
И тут же подумал: нет, кто это он такой, чтобы о таком судить, червь он, вот кто! И еще раз перекрестился, постоял и успокоился, ни о чем таком ему уже больше не думалось, и вот тогда уже он развернулся и вышел из церкви, опять к ней повернулся и перекрестился, надел шапку и пошел к мосту.
На мосту стоял стрелец. Маркел прошел мимо него как мимо пустого места, прошел через башню, вошел в кремль и пошел дальше. Шел не спеша. На пути ему никто не попадался, а это тогда слева от него были службы, а справа – подворья царицыных братьев, Михаила и Григория. Также и когда Маркел уже зашел за них, то есть уже дошел до колокольни, то увидел, что и возле красного крыльца нет никого, то есть стоят одни только столы, а ни московских, ни народа нет. Маркел пошел дальше. На крыльце дьячей избы стоял уже другой стрелец, не утренний, и грозно смотрел на Маркела. Дверь в дьячую избу была закрыта, но голоса оттуда слышались – и очень громкие. Но Маркел не стал выслушивать, чьи это были голоса, а как шел, так и прошел дальше, и дошел до ворот, ведущих на внутренний двор.
И они вдруг оказались закрыты! Как и тогда, вспомнил Маркел, когда приехал Битяговский, то есть уже после набата, когда царевич был уже, ну, как это сказать, не жив, а они там собрались и непонятно для чего закрылись! Маркел взял колотушку и стукнул в ворота. В воротах открылся глазок, в глазке показался глаз, а после глаз пропал и в воротах открылась небольшая дверца. Маркел вошел в нее. Возле ворот стоял служитель. Маркел строго сказал:
