И тут Тит замолчал, облизал губы и посмотрел на Евлампия. Евлампий молчал. Фома тоже. Тогда Маркел спросил, и это опять у Тита:
– А где сейчас Авласка?
Тит посмотрел на Евлампия. Евлампий нехотя сказал:
– Спит Влас Демидыч мертвей мертвого. До утра его теперь не добудиться.
– А где он спит? – спросил Маркел.
– У нас здесь, наверху, в омшанике, – сказал Евлампий.
– Ага, – сказал Маркел, – ага. А когда будешь будить?
– А что? – настороженно спросил Евлампий.
Маркел подумал и сказал:
– Без меня не будить, это можно?
– Можно, – сказал, тоже подумав, Евлампий. После сказал: – Я утром сперва зашлю к тебе Григория.
– Вот это славно, – сказал Маркел. – Это славно, – повторил он еще раз. После спросил: – А что, Авласка вправду знает, где сейчас Андрюшка?
– Знает, – сказал Тит. И еще раз, еще тверже повторил: – Знает скотина! И завтра скажет, – и посмотрел на кувшин.
Маркел кивнул. Евлампий легко встал и налил им всем. Они молча, не чокаясь, выпили. После Маркел так же молча поднялся, утерся, осмотрел их сверху вниз всех троих, и только после этого сказал:
– По достакану серебра, по шапке и по золотому. Но сперва живой Андрюшка!
– Как водится, – строго сказал Фома.
После чего Маркел им поклонился, надел шапку, развернулся и пошел к двери.
– И я! И я с тобой! Не торопись! – быстро-быстро зачастил Евлампий и кинулся следом.
И они пошли вместе наверх по той узкой крутой лесенке. Маркел шел первым и гадал: Евлампий пырнет ему в спину ножом, не пырнет, пырнет, не пырнет…
Не пырнул! А поднялись они наверх и остановились в том темном закутке перед дверью к прилавку. Маркел утер лоб и сказал:
– Жарко у вас.
– Так ведь Троица, – сказал Евлампий, – не зима как будто бы.
– Да, – сказал Маркел, – твоя правда.
И он замолчал. Евлампий тоже ничего не говорил. Так они еще немного постояли, после чего Маркел спросил:
– Зачем ты меня туда звал? Убить хотел? А почему не убили?
– Христос с тобой, Маркелушка! – с жаром сказал Евлампий. – Человека из Москвы убить! Ты что?! Да кто на такое решится! Фома, что ли? Да ему только под мостом сидеть и с пьяных посадских сапоги снимать, вот и вся его мочь!
– А Тит? – спросил Маркел. – Он кто такой?
– Ну, Тит, – неохотно ответил Евлампий, замявшись. – Тит – это птица залетная. Чистые ручки! Своего дела не держит, а что ему принесут, тем и приторговывает.
– И что ему Фома принес? – спросил Маркел.
– А они порознь пришли, – сказал Евлампий. – И оба ни с чем. А руки у обоих чешутся, в брюхе скворчит. Стали спрашивать службу. Прямо как с ножом к горлу пристали! – сказал Евлампий уже в голос, но тут же замолчал и оглянулся вниз, на лесенку, и опять вполголоса заговорил: – Евлаша, говорят, возьми на службу, может, чего кому надо. Да никому здесь ничего, я говорю, не надо, ироды, тут уже было всё, что может быть: царевича зарезали! Тут, говорю, надо сейчас тише травы сидеть! И тут вдруг вижу: ты. О, думаю, вот кому они послужат. И ведь угадал! Ведь послужили же!
